Шрифт:
Солгу, если скажу, что во мне не теплилась надежда на то, что этот взрослый, солидный мужчина предложит решить все как-то иначе. Но этого, увы не произошло…
*********
Москва, Казанский вокзал. Девять утра. Дождь. Крупные капли разбиваются об асфальт и стекаются в один сплошной поток.
Люди. Зонты. Чемоданы. Все куда-то спешат, торопятся. Вот и мы идем к нужному вагону, переступая через огромные лужи.
Уже собираюсь протянуть проводнику билеты и документы, как замечаю, что сестры нет рядом. Вон она стоит под проливным дождем в нескольких метрах от меня.
— Ульяна, иди сюда, — кричу я ей, но девчонка упрямо крутит головой.
— Да что ж такое! — бросаю чемодан, собранный Сашкой, и возвращаюсь за ней. — Идем, не время капризничать.
— Ляль, а Рома? — смотрит на меня растерянно.
— Рома остается здесь, Ульян, — отвечаю тихо, и один бог знает, как тяжело мне даются эти слова.
— Ни мамы, ни Ромы, — она начинает плакать. Резко. Навзрыд.
— Эй, — сперва пытаюсь говорить с ней спокойно, но после… видимо, просто нервы не выдерживают. — Ульяна, послушай, если ты не хочешь потерять еще и меня, то сейчас же успокоишься и сядешь в этот поезд!
Она перестает рыдать. Всхлипывает едва слышно и вытирает слезы маленькими кулачками.
— Мне ведь не дадут пока опеку над тобой! Хочешь в детский дом? — продолжаю кричать на нее. — Хочешь туда?
— Не… не хочу…
— Тогда, пожалуйста, дай мне руку и пошли, пока вон те дяди полицейские не забрали тебя у меня.
Уж не знаю, что конкретно сработало, но Ульяна, демонстративно шлепая по лужам, устремляется к проводнице.
— Игрушку любимую дома забыли, — пожимая плечами, сообщаю я женщине, наблюдавшей всю эту картину.
— Не расстраивайся, котенок, — гладит Ульяну по голове и возвращает мне документы. Вообще ничего не заподозрив. — Счастливого пути.
Проходим в вагон. Насупившаяся Ульяна тут же отползает к окну и отворачивается. Я так понимаю бойкот…
— Ульян, — присаживаюсь рядом и тяжело вздыхаю. — Так надо, малыш. Роме нужно учиться, а нам с тобой начать новую жизнь.
Она по-прежнему молчит, и только подрагивающие плечики выдают ее реакцию на сказанные мною слова.
— Бабушка Маша тоже к нам потом приедет. Слышишь?
— Здрасьте, соседи! Жанна Пална, — громко представляется пожилая женщина, занимая место напротив. — Ой, а что это за рева-корова тут у нас?
Ульяна вскакивает со своего места и заявляет, что хочет на верхнюю полку. Я встаю, расстилаю матрас, и она тут же взбирается наверх.
— Капризуля какая! — комментирует ее поведение эта дама. — Плохим девочкам конфеты не полагаются.
— Не нужны мне ваши конфеты! — гундосит Ульяна, — от них зубы портятся, да будет вам известно.
— Ну дела!
Нарисованные брови Жанны Павловны взлетают вверх. Да, нечасто можно услышать фразу «да будет вам известно» от ребенка. Сашка научила…
Поезд трогается, и я с печалью смотрю на здание вокзала. Больно, как же невероятно больно. От того, что больше не увижу его. Не обниму… Не поцелую.
Тоже ложусь и, крепко зажмурившись, тихонько плачу.
Ромка. Мой Ромка, как же мне будет тебя не хватать!
В голове одна за одной мелькают картинки. Его глаза, обаятельная улыбка и поцелуи. Свидание в башне Москва-Сити, каток, парк Горького, ВДНХ, Москвариум. Наши поездки на мотоцикле, новый год в его квартире.
Как страшно, что всего этого больше не будет!
Как горько, что все это будет уже не со мной!
Я люблю тебя, Рома.
Пожалуйста, прости меня, но так будет лучше…
Глава 102
РОМАН
7 лет спустя
Голова трещит адски. И все перед глазами плывет к чертям. Отшвыриваю чертежи в сторону и нажимаю на кнопку.
— Марго, принесите, пожалуйста, крепкий кофе. И таблетку от головной боли, — помедлив, прошу я.
— Сейчас, Роман Александрович.
Откидываюсь на спинку кресла и разминаю затекшую шею. Гребаный проект с корейцами не дает расслабиться уже вторую неделю. Если так пойдет и дальше, то я точно двину коней.
— Роман Александрович, это я, — в кабинете появляется Марго.
Болезненно морщусь, потому что стук ее каблуков о плитку кажется сейчас самым мерзким звуком на свете.
— Кофе, вода, таблетка, — ставит передо мной поднос, нарочно засвечивая декольте с выгодного ракурса.