Что? Как это понимать? Объятья Зарраса стали крепче, Иль, положившая ладонь мне на ногу и что-то шептавшая, на миг оторвалась, до крови прикусив губу.

— Тир ректор? — Зеленый наш гоблин и немного орк хлопнул глазами. — Простите?!

— Не прощу, — без улыбки заявил дракон, — я мог бы простить тот факт, что вы сговорились избавиться от меня, но никогда не прощу покушения на свою жену, — по толпе адептов пронесся изумлённый вздох.

А потом показалось, что от пальцев ректора поспешно отделилась серая хмарь, тут же дождем рассыпавшись по аудитории и оседая на лицах и одежде адептов. Хотя, быть может, мне это примерещилось с перепугу.

И только потом поняла, что Неймир обвинил Ликтара, но…

— Он не знал! Он мне просто пытался помочь почувствовать эти линии и приманил лиану! — Возразила, отчаянно надеясь, что это правда.

Пусть в последнее время мы с Ликтаром общались не так часто, пусть мне казалось, что он от нас отдалился…

— О, мало кто в этом мире не знает, как выглядит гаррская лиана, — усмешка мужчины была подобна наточенному клинку, — не так ли? — Взгляд глаза в глаза. Прямо в лицо Ликтара.

А потом… потом ректор проводит пальцами по воздуху, как будто что-то собирает, Ликтар начинает дергаться и мычать и… меняется.

Исчезает и зеленая кожа, и нос картошкой. И рост меняется, и черты лица. Ничего не остается от парня-весельчака. Перед нами красавец-шатен, что брезгливо кривит губы.

Засланец-Изменчивый? Эх, сердечко, не надо болеть так, ладно? Гад есть гад, только смириться остается! И греть себя мыслью, что одним пинком под аристократическую попу он не отделается!

— Увести его, — командует кому-то Неймир Айто, и три тени в плащах с эмблемой непонятного вида обступают слегка побледневшего шатена, который больше не улыбается.

Обступают — и исчезают вместе с ним.

— Императорские ищейки, — шепчет на ухо Заррас.

А ректор… уже рядом со мной. Он выхватывает меня из рук трау, крепко обнимает и мир вокруг нас меняется. Я только моргнуть и успеваю, как мы оказываемся в спальне. Знакомой такой спальне. Когда-то, на заре моего попадания в этот мир, я уже здесь была…

— Не молчи, как ты? Нога болит? Что чувствуешь? Удушье, головная боль, слабость, тошнота? — Перечисляет радостный список Неймир Айто, усаживая меня на постель.

Миг — и он уже стаскивает с меня сапог. Теплые чулки тоже стаскивает и обследует место укола. Оно кажется слегка синеватым, но чем дольше я смотрю, тем больше кажется, что синева не наступает, а наоборот… уходит.

Я до сих пор толком не успеваю все осознать и испугаться, хотя холодок под кожей и испарина на лбу дают о себе знать.

— Я… ничего такого не чувствую, — говорю неуверенно, — и не болит уже даже. Это Иль, наверное…

— Нет, — обрывает меня Неймир Айто.

А потом вдруг подхватывает с постели, вжимают в стену и целует. Крепко, жадно, почти безумно — сначала. Так, как будто не может насытиться, не может самому себе поверить. А потом — словно извиняясь — бережно и нежно, слизывая кровь с губы, обхватывая ладонью затылок, окружая меня собой, обволакивая морозным запахом.

Он слаще меда и нежнее вьюжных объятий. Он сам — полет. Он дарит крылья одним касанием и сводит с ума каждым словом и действием. Он хуже любого яда, потому что мигом проникает под кожу и доходит до самого сердца, не давая и шанса от него избавиться. Но я и не хочу. Все, чего хочется сейчас — это забыть обо всем на свете, увлечься, взвиться в вихре нашей общей страсти, не думать о том, что творится вокруг, и…

— Нам стоит остановиться, — это сказала не я! Дракон! Нахальный, жадный, невозможный, желанный!

— Правда? — Туман перед глазами немного раздался в стороны, но я все ещё была очень близка к удушению бесстыдной ящерицы!

Мы были, оказывается, уже в постели. Огромной, монументальной. И были, мягко говоря, почти не одеты. А чья-то ладонь нахально пыталась добраться до самого сокровенного… я про теплые рейтузы, незаменимая вещь!

— Правда, — выдох мне в губы.

А потом меня решительно укутали в одеяло и сели рядом, сверкая голым торсом.

— Пока тебе грозит опасность, пока ты сама не захочешь меня, не захочешь быть рядом, быть моей семьей… это… преждевременно, — мужчина дышал ровно и смотрел спокойно, будто это и не он пил душу из меня несколько секунд назад!

Ясные серебряные глаза смотрели внимательно, и столько затаенной нежности и какой-то… решительности, внутренней собранности в них было!

— А целовались вы, мой драгоценный муж, как будто бы желая совсем другого, — поддела.

Самую капельку. Я была с ним согласна, не дети уже все-таки, головой надо думать, Терри! Если окажемся в одной постели — где не только баранчиков считать будем — брак уж точно будет нерасторжим!

Вот только не было внутреннего протеста. Скорее, теплая волна принятия и согласия. Наш дракон. Наш, ручки мои загребущие!