Встретились и несколько хуторов с далеко разбросанными друг от друга небольшими почерневшими домиками. Все они пустовали, оставленные жителями.

Редкие по своей красоте места. Где-то здесь неподалеку находились и репинские Пенаты.

Мы вообще были удивлены. Совсем не вязалось слово "карельский" с окружавшей нас местностью. Не было сопок, ни карликовых берез, казалось, обязательных для северной страны. Наоборот, кругом сплошная зелень. И климат здесь, конечно, не мог быть суровым. Скорее мягким и влажным. Сейчас вот летом и искупаться бы вполне было можно в этих красивых, как картинки, озерах.

– Полей мало!
– подсказал сельский житель Петя Шилов. Он всматривался в видневшееся в отдалении поле.
– Рожью, что ли, засеяли? Вот на Юго-Западном...
– Ему очень пришлись по душе воронежские степи.

– Время есть. Свернем в какой-нибудь хутор, - решил я.
– Отдохнем немножко и перекусим.
– Мы направились к отдаленному домику.

Вошли в дом, обитатели которого поддерживали чистоту и старались, видимо, жить по-городскому. Об этом говорили и большие окна, хорошо освещавшие комнаты, светлые обои и обилие разнообразных предметов, присущих только городскому обиходу.

– Только что ж у них все бумажное да картонное?
– сделал первое открытие Василь Рымарь.
– Он ходил и трогал занавески, скатерти, различные подставки и полочки. Даже стены комнат были из картона.

Отправившиеся на кухню Федотов и Шилов весело кричали оттуда, они обнаружили сковороду с ломтями почерневшей картошки.

Федотов протянул к моему носу сковороду.

– Отравлено, что ли?!
– я невольно отстранился. Затем припомнил, как учил в училище химик - никогда не приближать нос к неизвестным веществам - я осторожно помахал ладонью над сковородой, приближая запах к носу.

– Да вот же, смотрите!
– Федотов схватил с плиты стеклянную банку с прозрачным темноватым жиром.
– Пушсало!..

– На солидоле жарят!
– ужаснулся и вошедший Рымарь.
– Дошли!..

Все внимательно осмотрели банку. Может быть, это и не было чистое пушсало, но во всяком случае что-то очень похожее.

– Слышали же, как капитан Чепок на беседе говорил: "Финляндию фашистские заправилы довели до крайней степени разорения и голода", - Петя Шилов старательно выговорил всю фразу.

– Да!..
– разведчики смотрели друг на друга. Меня одолевал смех. Пока мы шли до этого дома, ребята сделали вывод, что при такой обильной растительности, здесь должно быть много коров и сметанку-то они сейчас разыщут. Сознаюсь, что и я немножко на это надеялся. Пришлось сказать:

– Вынимайте-ка из мешков, любители сметанки свои более съедобные припасы! Скоро пойдем дальше...

Я сидел на поваленном дереве и рассматривал в бинокль громадную высоту один из главнейших опорных пунктов второй полосы обороны противника.

На десятки метров возвышавшаяся над окружающей местностью, опоясанная рядами бетонных траншей и ходов сообщений, с многочисленными железобетонными колпаками-дотами, с рядами колючей проволоки и громадными серыми пирамидами-надолбами, высота невольно привела меня в самое удручающее настроение. Да и не только меня, конечно.

Проходившее рядом с высотой асфальтовое шоссе казалось, по сравнению с громадной горой, тоненькой неприметной ленточкой. Но именно это шоссе, ведущее в глубину вражеской обороны, и охранял могучий опорный пункт.

По дорогам подтягивались мощные орудия, тяжелые гвардейские минометы с трехсотмиллиметровыми снарядами М-31, сокрушившие первую полосу обороны. Но эту - сумеют ли разрушить?

Доты первой полосы теперь казались простыми игрушками по сравнению с этим великаном.

Наверное, подобные же мысли были и у группы танкистов, стоявших позади меня за деревьями и тоже из биноклей рассматривавших высоту. Они обеспокоенно переговаривались.

"Надолбы!" - донеслось до меня.

Надолбы, "зубья дракона" и как их еще только не называют - эти массивные серые пирамиды! "Неужели наши славные "тридцатьчетверки" и самоходки, сосредоточивающиеся неподалеку в лесу, их не пройдут?" - я встал и подвинулся поближе.

– Взберетесь?
– выбрав момент, спросил я у крайнего из танкистов. Под комбинезоном у него виднелась Золотая звездочка. "Герой!"

Танкист повернул ко мне нахмуренное лицо и, помолчав, произнес уже слышанное мной слово:

– Надолбы!..

Подтягивались и подтягивались к высоте подразделения пехоты и саперов, артиллерии и танков, и, конечно, боеприпасы. На опушке, откуда я наблюдал, тесно встали танки и самоходки. Воспользовавшись густым кустарником, ночью, как можно ближе к высоте, окопались стрелковые роты и штурмовые группы.