Нина Ивановна молча стояла у стены и слушала. Лицо её выражало ненависть.

Однако вид этой хари только раззадоривал меня. Я продолжал.

– Разве допустимо это, чтобы учительница склоняла своих учеников к постели? Нет, – говорю я, – это совершенно недопустимо! Такая учительница совершает страшный грех, и это ужасно. Да, ужасно. Но ещё ужаснее то, что она совращает во грех невинных деточек, – этих агнцев Божьих!

Тут все расхохотались. Понятно, думаю, почему.

– Но у нашей Снежки пожар не только между ног! –надрывал я изо всех сил глотку. – Она одержима также очень опасным желудочным демоном! Это явствует из её обжорства. Она только и делает, что целыми днями обжирается и упивается! Но не только сама она погружается всё глубже во грех обжорства (это ещё полбеды), – она ещё и детей втягивает в эту мерзость! И не только своих собственных, но и в первую очередь чужих! Каждому здесь известно, что эта блудливая бестия водит к себе домой юношей и мальчиков и растлевает их!

Ей-богу, она что тот воспитатель из «Швейка», которому доверили целую колонию детей, а он взял их всех – да и растлил! Вот так же точно и Снежка хочет всю нашу школу растлить к чёртовой матери! Для этого она водит к себе мальчиков, учит их там курить и материться, потчует их острыми и жирными соусами и шампанским вином!

Не русскому языку она учит нашу молодёжь, нет, – она приучает школьников к искусству либертинажа!

Воистину, эта распутница могла бы стать музой самого Донасьена! Из всех известных миру писателей только он и ещё, пожалуй, Захер-Мазох сумели бы по достоинству оценить и как следует описать во всех подробностях те ужасающие оргии, которым предаётся эта женщина, смеющая называть себя учительницей, в компании совсем ещё юных мальчиков.

Раз уж мы тут заговорили о достопочтенного Донасьене, – то скажу ещё вот что. Есть, как известно, у этого без всякого сомнения гениального автора такая книжка, – «Развратные учителя».

Вот это как раз о нашей школе!

Согласитесь, а?!

И вот ещё что. Известно, что учителя литературы должны наставлять своих воспитанников в морали, указывая им на пример тех или иных литературных героев. Мол, видишь мальчика в книжке! Вот делай как он! Поэтому, собственно, у нас раньше все девочки росли Катеринами, а все мальчики – Обломовыми.

Но теперь это всё в прошлом!

Снежана Владимировна воспитывает молодое поколение на книгах де Сада!

Да хотя бы на тех же самых «Развратных учителях»! Сама она активно (не пассивно, заметьте!) следует примеру госпожи де Сент-Анж, в то время как её воспитанники оказываются в положении юной красавицы Эжени.

Короче, не школа у нас тут, а сплошные «120 дней Содома». Впрочем, тут и удивляться нечему. Ещё сам маркиз говаривал, что, – цитата, – «хороший учитель родного языка должен иметь язык крепкий и мускулистый».

Оно и понятно: дело-то важное – родной язык!

Он же говаривал, подбирая учителей своему сыну, – что педагог одним уж своим видом обязан «обязан ученику ласкать чресла и радовать глаз».

Об этом же говорил и Платон, который, ссылаясь на Гиппократа, утверждавшего, что «женщины и молодые люди плохо переносят голод и отсутствие красивых людей противоположного им пола», – в своём «Государстве» указывает, что учителями следует делать лишь самых красивых людей государства.

Гален указывал, что половое воздержание для молодого человека может обернуться увеличением количества желчи в организме, а как следствие болезнями печени, ухудшением характера и даже безумием! Святой Августин хотя и полагал блуд грехом, – для молодых людей делал исключение, так как им по природе положена невоздержанность в этом вопросе, а равно в еде и питие вина.

Исидор Севильский советовал даже монахам практиковать плотскую любовь и для этого посещать лупанарии не реже, чем раз в три-четыре месяца.

Я мог бы, конечно, продолжать в том же духе, перечисляя всё новые и новые мнения великих на этот счёт, но, полагаю, это будет излишне. Вы и без того, должно быть, понимаете, что я совсем не ханжа.

Однако не будем забывать, господа, что всё это не оправдывает Снежану Владимировну. Она всё-таки человек уже далеко не молодой. Трое детей на свет произвела. Так что почтенной матроне не пристало заманивать к себе в кровать юношей.

Тем более посредством шантажа и угроз.

Тем более, что у неё это дело не ограничивается простым развратом, но сопровождается обжорством, пьянством и приёмом наркотиков.

А это уже не лезет ни в какие ворота!

Тут, вы уж меня простите, – грех очевиден!

Конечно, Цицерон писал во второй книге своей «Педагогики», что «mugister debet esse pulchriosem, serviosem et doctiosem», но он же, право, не говорил ни ebriosem, ни concupiscentiosem!

В заключение же я вам должен сказать, что всё это не просто так, господа. В мире вообще ничего просто так не делается. Всё имеет свою причину! Так вот! Весь этот разврат, воцарившийся среди учителей, неопровержимо свидетельствует об одном.

Тут все замерли. На всём этаже повисла напряжённая, гнетущая тишина. Все смотрели на меня такими глазами, какими смотрят обычно сектанты на своего гуру. Да я, собственно, и был для них в этот момент кем-то вроде гуру.

Я сделал неглубокий вдох, а затем во всеуслышание произнёс: «Грядёт Апокалипсис!».

Я сказал это таким лужённым голосом, что аж самому страшно стало.

Первые секунды две слушатели находились в полном недоумении, но потом воздух разорвался аплодисментами.

– Браво! Браво! – вопили исступлённые, доведённые мною до полного экстаза слушатели.