Взгляд Крис был совсем иной взгляд. Это был взгляд человека, который видел достаточно, всё про себя знал, ничего не боялся и при этом ни на что не надеялся. Это был взгляд человека, который давно решил, что всё плохо, но поскольку иначе быть не может, пусть пока будет так, а потом, когда будет время, мы сделаем понормальному.

Это был взгляд человека, для которого кошмар не был кошмаром, потому что вся жизнь от самого рождения была один сплошной кошмар.

Сашка смотрел в морскую чёрную Даль тем же взглядом, что и Крис. Только вот в его взгляде читалось и какое-то сомнение, и сам взгляд в целом казался притуплённым.

Он тоже отпил вина, сожрал половину шоколадной плитки и опасливо посмотрел назад, в рощу, – нет ли там кого? Не обнаружив там никого, он поправил католический крестик у себя на груди, посмотрел на Крис и заговорил.

– Ты моя сестра, – сказал он, отпивая вино, – если я нужен тебе, то с тобой хоть на край света. Я на всё готов.

Ты из меня человека сделала.

Он взял бутылку и отпил ещё.

– Не-е-т, – ехидно-поучительно произнесла Крис, – человеком ты ещё не стал. Ты не стал ублюдком – это уже дорого. Но человеком… Нет, пока рано… Но скоро станешь.

И она заговорила с ним о деле.

Крис была не простой девушкой. Совсем даже не простой, хотя это обычно и приходилось скрывать.

Как и большинство мариупольцев, она люто ненавидела фашистский диктаторский режим со всеми его эскадронами смерти, с военщиной, с потерявшими берега ультраправыми, с католическими фанатиками в школах, с мракобесием по телевидению и вообще везде, с тотальной неустроенностью быта, чудовищной наглой коррупцией, вечным угодничеством Америке и её властям. Она ненавидела фашистский режим и мечтала о том, чтобы поскорее случилось очередное наступление, и Мариуполь перешёл под власть Республики, а режим бандеровских предателей пала.

И Крис по мере возможностей приближала его падение. Ещё встающих классах она присоединилась к одной из подпольных пророссийских организаций, и с тех пор боролась вместе с ними.

Позднее она многое узнала и многое поняла, но своих взглядов не предала. И теперь ей хотелось, чтоб Сашка тоже пошёл по тому пути, по какому пошла она.

Но теперь это было не просто подполье. Леворадикалы в Москве замышляли немыслимое. И им надо было помочь. Крис не знала, почему надо, но она чувствовала, что предаст себя, если этого не сделает.

Она рассказывала обо всём Сашке. Он молча слушал, пил и смотрел на море, и взгляд его становился всё мутнее и тусклее, – то ли от вина, то ли от разговора. Уже и утро наступало, с востока стал подниматься рассвет. Море окрасилось голубизной, по нему плясали белые, жёлтые и розовые отблески могучего восходящего Солнца. Предметы стали цветными, обрели очертания, роща зазеленела.

– Ну, – спросила, наконец, Крис, – ты готов?

– Я готов, – сказал Сашка, не глядя ей в лицо.

Он был бледен. Его руки дрожали.

Вот так и началась та история, о которой мы речь пойдёт дальше.

Часть третья.

 Глава первая. Школьные дни.

Было солнечное, томительно душное позднее утро, – уже почти день. Мы лежали на белоснежных простынях и занимались сексом. Нам было нестерпимо жарко.

От праведного любовного труда все простыни были как вымоченные в реке. Они пахли стиральным порошком и кисло-сладким девичьим потом.

Комната утопала в приятном утреннем полумраке. Солнце светило ярко, но его палящие лучи падали в окна на противоположной стороне дома. Нам повезло: к нам в окно лился лишь приятный отражённый свет, проникавший во двор дома сквозь изумрудные листья клёнов и тополей.

По тенистому двору сновали жирные кошки и деловитые пасюки, так и просившиеся всем своим видом на праздничный стол.

Я поднялся. Подошёл к окну.

– Мара-а-ат, ты ско-о-оро?! – заныла Юлька, затягиваясь сигаретным дымом.

Я посмотрел на неё. Она сидела на кровати, поджав к себе ножки. Она была очень красивая. На пухлых пальцах ног блестели ярко накрашенные ноготки. На икрах играли упругие мышцы. На загорелых ляжках лоснился нежный молодой жирок. Из-под новомодной серой маечки выглядывала значительно потолстевшая за последнее время третья складочка дряблевшего на глазах животика. Ключицы постепенно скрывались за слоем жирка. Солнечный свет лился на уже вполне округлые плечи. Пухлые румяные щёки сжимались и разжимались, точно меха. В них гулял табачный дым. На Юльке были толстые квадратные очки.

Из-под одеяла вылез Денис Кутузов.

На нём были серые трусы-боксёры. Его прессик стремительно заплывал жирком. Толстые, покрытые желтоватым загаром бочка были точно желе. Крепкие, как следует накачанные мышцы ног на глазах покрывались жиром.

Денис высунул из-под одеяла копну своих выкрашенных в пепельный блонд волос. Он был похож на молодого Энди Уорхола.

– Ну, ты идёшь? – спросил Кутузов.

– Иду… - ответил я. – Иду…

Я впервые в жизни почувствовал, что мне не хочется заниматься сексом.