В конце концов Меля поддалась воздействию, и завела себе страничку в ВК. Она заходила туда в лучшем случае раз в месяц, не чаще.

Мобильного телефона у неё тоже долго не было, и появился он примерно так же, как и страничка, и этот телефон был самый простой, кнопочный. Меля почти никогда не звонила по нему.

Девочки с её курса шептались за спиной, обсуждали её.

Иногда ей удавалась краем уза услышать их разговор. Меля не обращала на них большого внимания. Их мнение было ей попусту неинтересно. Она сама знала, чего хочет, и никто ей был не указ.

Девочки считали её странной. А когда Меля училась на последнем курсе, произошёл такой случай.

Это было в самом разгаре мая. День Победы уже миновал. На деревьях распускались молодые листочки. На фоне бледно-голубого неба нужно подрагивали салатовые капельки тощей московской зелени. Прохладный ветерок качал ещё не отошедшие от зимней стужи тонкие ветви. Кошки бегали по заросшему травой асфальтированному плацу, что расположился прямо возле вода в училище. Был грустный, меланхоличный солнечный день. Весенне солнце всегда грустное. Меля стояла в дверях и смотрела на эту природу. Был перерыв. До выпуска девушкам оставался всего где-то месяц. Тут к Меле подошла её однокурсница. Меля была в тёмной блузке с длинными рукавами, в длинной, в пол, юбке, в туфлях, которые не было видно. Однокурсница была в кедах и укорочённых широких джинсах, в майке с англоязычным принятом и больших тёмных очках.

Меля не помнила, о чём они говорили. Не потому, что у неё была плохая память. Просто она отвечала на вопросы машинально, почти не задумываясь и не особо вдаваясь в их суть. Так она всегда отвечала на те вопросы, которые казались ей странными. Так она говорила почти со всеми людьми. Очень немногие люди казались ей понятными. Единственное, что она запомнила тогда из разговора с той однокурсницей, так это те странные слова.

– Надо тебе парня искать, – сказала девушка как бы снисходительно, – а то так и будешь училкой для малолеток работать.

«Как странно, – подумала тогда Меля. – Я поступила в педагогический колледж, чтобы стать учительницей.».

Больше она об этом не думала. Она не считала это важным, и не хотела об этом больше думать.

Гораздо больше Меля думала о тех идеях, которые они обсуждали на собраниях Союза. А там постоянно обсуждали жидомасонский заговор, вышки 5G, чипирование и грядущий апокалипсис. Меля очень любила такие обсуждения.

– Нам необходимо защитить будущее нас и наших детей! – чеканила русичка из колледжа, стоя за рассохшейся кафедрой. Доски, из которых она была сколочена, покрывали десятки слоёв гладкой масляной чёрной краски.

Меля любила свой Союз. Она любила Истинно-православную церковь, в которую она некоторое время назад перешла.

Очень скоро Меля познакомилась и с другими правыми. Сначала у неё нашлись друзья из Истинно-православной церкви. Потом и другие. Русичка познакомила её с людьми из Всероссийского родительского сопротивления, с девушками и юношами из Российского общенародного союза, с ребятами и мудрыми женщинами из Монархической партии.

Общенародный союз и Монархическая партия в те времена уже который год находились в глубоком подполье. Выйти на них было весьма непросто.

По всей стране Общенародный союз располагал десятками тысяч активистов. Ради конспирации они были разбиты на небольшие ячейки. В одной только Москве таких ячеек было около полусотни. В крупных городах или могло быть пять или шесть, даже больше. В маленьких городах и посёлках было по одной ячейке. Люди оттуда придерживались строжайшей конспирации: они не афишировали своих знакомств, и если один член Союза встречал однопартийца на улице, они делали вид, что не знают друг друга. Собрания их обычно проходили глубокой ночью в безлюдных местах. Летом они собирались в оврагах, в лесах, на пустырях. Зимой собрания проходили на квартирах и дачах у активистов.

Федеральная служба внимательно следила за людьми из Союза. Многие из них часто замечали странные машины с тонированными стёклами у себя во дворе и суровых бритых налысо мужчин в пуховиках и лыжных шапках, которые фотографировали их издалека.

Периодически кого-то арестовывали, на некоторых активистов объявляли охоту. Тогда они вынуждены были бежать в другие регионы и даже ща границу. Руководство организации находилось в Бельгии, и очень многие партийцы, которых преследовали здесь, незаконно пересекали границу и отправлялись туда. Оттуда они потом возвращались, везя с собой оружие и агитационную литературу.

Несмотря ни на что, Союз постепенно рос. Его активисты вели агитацию среди школьников и студентов, среди жителей деревень и рабочих посёлков, прихожан церквей. Агитация шла от человека к человеку. Максимум, что ребята позволяли себе, – небольшие политические кружки. Конечно, на публике никто не называл их политическими. Официально они именовались кружками самообразования, философскими кружками. Если в ячейке был учитель или священник, такие кружки могли проходить при школе или при церкви. Тогда они назывались историческими или православными.