Народ рыдал от хохота.

— Бей их, Робкий! Бей!

— Давай, Карлито! — кричала голытьба.

Ретт стоял мрачный и хмурый и внимательно глядел на сцену.

Оборотни Галивара, достали Карла из крепости и усадили себе на плечи. Сделали круг почета по сцене под громкие одобрительные крики толпы. Из кулис вышел в пух и прах размалеванный актер с огромным явно накладным пузом под пышной расшитой золотом рясой и непомерно длинной черной курчавой бородой, которую он забрасывал себе на плечо снова и снова.

— О! Глядите-ка! Это же Милдар Третий!

— Маркийский король! Эй, король!

— ГДЕ?! Схватить супостата! — возопил Карл и так размахался руками, что свалился с плеч своих оборотней.

Публика надрывала животы. На сцену летели монеты. «Оборотни» подняли Карла, отряхнули и нахлобучили ему корону, правда, задом наперед. У бутафорской задник был и из простого картона.

— Повелеваю надрать маркийскому королю зад! — задрыгал ногами Карл.

Мильдар комично попытался удрать, но его схватили, задрали мантию и показали публике панталоны с огромной заплатой на заднице.

— Стегать стервеца!

— Но чем стегать, вашество? — развели руками «оборотни».

— Тогда грызть, кусать, рвать! — Карл как разгневанный ребенок сучил кулачками и дрыгал ножками в туфлях с бантами.

Оборотни бросили Мильдара на скамью лицом к публике. По очереди стали поднимать его мантию и скрываться под ней, набрасываясь мордами на его зад. Тереза хихикала как и все. Маркийский король кричал, звал мамочку и умолял пощадить. Но потом один из оборотней залез под его мантию полностью, а не только мордой, Мильдар с оборотнем стали раскачиваться и актер начал непристойно постанывать. Терезе кровь бросилась в лицо, она шокировано накрыла рот ладонью. Подтекст был очевиден. Публика взревела от хохота и улюлюканий. Полетели монеты вперемешку с недоеденными крендельками и яблоками. Оборотень вылез, поправляя наберженную повязку и раскланялся беснующейся толпе. Карл лично задрал мантию, проверяя достаточно ли наглец маркиец наказан, скривил рожу и отвернулся. Тереза посмеивалась. Надо же, чего выдумали, олухи! Маркийского короля прямо на сцене оприходовать! Вот умора!

— Пойдем, — Шеферд потянул ее за руку.

— Тебе не нравится?

— Нет!

— Но почему? Такие хорошие костюмы и декорации. И они не боятся шутить что император у нас коротышка. Это же так смело!

— Очень, — процедил Шеферд.

— Что такое? — растерялась Тереза. Он оттащил ее подальше, и они остановились у другого шатра. Полковой марш все еще звучал в воздухе.

— А ты не понимаешь?

— Н-нет, — искренне развела руками Тереза. — Это же просто шутка, шуточное представление.

— Ясно. Такой значит юмор тебе по душе?

Тереза растерялась. Это было довольно похабное и низкое зрелище, но ничего такого уж крамольного она в нем не видела. Ну лупят короля Маркии полуголые оборотни и что? А уж без намеков на разные постельные штучки ни одно шуточное представление в стране не обходится. Да что нашло на этого Шеферда?

— Я не желаю смотреть на этот бред. — отрезал он.

— Хорошо-хорошо! Пойдем куда скажешь! Ты хотел борьбу, пойдем туда.

Тереза не хотела, чтобы настроение Шеферда портилось. И что такого? Ну представление, да у них тоже такие бывали. Вот только вместо оркестра хорошо если один барабан, а уж про костюмы и декорации и говорить не стоило. В Междуречье нахлобученная бумажная корона и занавеска поеденная молью вместо занавеса были делом привычным для уличного театра.

Тут же все было по-рейнски роскошно и дорого. Костюмы, реквизит и мастерство актеров явно были достойны столицы. Из шатров ревели диковинные звери и Терезе страсть как хотелось поглядеть на слона, но она не решилась просить Шеферда. Черт с ним, пускай идет смотреть на свою борьбу, только бы не злился.

На одном из пятачков был установлен насест с диковинными птицами, с которыми тут же предлагали сделать фотографию. Пока фотограф менял пластины и засыпал порошок во вспышку проходило минут пять, так что к нему уже выстроилась целая очередь. Пока Ретт спрашивал, где тут павильон с борьбой, Тереза смотрела как фотографируется целая семья. Отец, мать и двое сыновей.

Ее кольнуло так сильно, что чуть слезы не выступили. Год назад она вот также стояла с Анри.

— Нам туда, — сказал Шеферд.

— Угу… — Тереза опустила голову, чтобы он не заметил. Не время было тосковать по брату. Тоскующие девушки никого не могут очаровать. Надо быть веселенькой и беззаботной, а еще распутной и на все готовой. Вот и весь секрет. Анри бы в ужас пришел увидь он ее такой.

— Что такое? — Шеферд встревожился.

— Ты ни разу не сказал что я красивая. Я расстроена. — улыбнулась Тереза, поправив шляпку. Сзади раздалось «внимание» и бахнула вспышка, запахло едким алхимическим дымом. Тереза не удержалась и оглянулась. Семья отошла, взяла визитку фотографа, чтобы на днях забрать фото, на их место с павлином уже усаживались следующие — молодая парочка.

— Хочешь сделать фото? — предположил Шеферд.

— А ты делал когда-нибудь?

— Конечно. Сотню раз. Мама… — он осекся, сглотнул. — Деогенса любит фотографии. Заставляет нас всех сниматься раз в месяц как минимум.

— Раз в месяц? — рассмеялась Тереза. — Но зачем так часто?

— У меня не спрашивай. Понятия не имею. Идем скорее, пропустим борьбу.

— Ох, да! — Тесс подхватила юбки. Ретт сжал губы, давя смех. — Что?

— Собралась бежать?

— Ну да, ты же сказал…