— И когда же эти поправки должны быть внесены? — спросил Стив.

— В начале февраля.

— Ну что ж, тогда лучше взяться за дело, — сказал Стив, ставя диск со средневековыми рождественскими гимнами и начиная напевать. — Как только мы вернемся с каникул, я свяжусь с отделом кадров по поводу продления трудового договора. А пока мне понадобится копия Вашего контракта на книгу и, в конце февраля, подтверждающие бумаги, что вся переработанная рукопись была представлена.

Увидев, как я вздрогнула (чего еще он хотел? Это же мое первое литературное дитя) Стив слегка пожал плечами.

— Писатели постоянно нарушают свои контракты. Вы не поверите — я знаю одного парня, которому удалось стать штатным профессором благодаря книге, которая так и не вышла в свет. — Он покачал головой. — Мы хотим убедиться, что все согласованно, прежде чем мы продолжим.

— О, благодарю за информацию. — Уже повернувшись, чтобы уйти, я добавила: — Я нашла несколько Ваших раздаточных материалов, застрявших в ксероксе. Я оставила их в Вашем почтовом ящике.

— А, спасибо, — сказал Стив, посмеиваясь. — Должно быть, их там оставили какие-то маленькие эльфы.

КАМПУС ПОЛНОСТЬЮ ОПУСТЕЛ на зимние каникулы. Общежития и библиотека закрылись, и даже все фирмы на главной улице закрыли свои двери на двухнедельный отпуск. Рик уехал в Коста-Рику, а Ларри направлялся в Париж. Он решился в последнюю минуту, чтобы отвлечься от своих переживаний с Джеком.

Я пошла на рождественскую вечеринку в дом престарелых, привезла отцу новые носки и две коробки шоколадных конфет «Си» — одну для него, а другую для его тайного Санты. Все было украшено мишурой и большой искусственной рождественской елкой, увешанной пластиковыми украшениями под золото и леденцами. Все сотрудники были одеты в шапки Санта-Клауса, а некоторые обитатели были одеты в рождественские свитера и оленьи рога. Отец сидел в кресле, одетый в халат. Его перебинтованная нога покоилась на стуле. Рядом с ним стояла медсестра, одетая в праздничную форму, и поправляла его одежду.

— Что случилось? — воскликнула я, подбегая к отцу.

— О, ничего страшного, — ответила папа, нисколько не обращая внимания на мое беспокойство. — Какой-то идиот толкнул меня.

— Ну, мистер Кори, вы же знаете, что это неправда, — сказала помощница, бросив на него ошеломленный взгляд. — Вы споткнулись и повредили голень.

— Ладно, хорошо. Но моя история звучит лучше. — Папа подмигнул ей, и она демонстративно закатила глаза.

— Ваш отец всегда был таким возмутителем спокойствия? — спросила она с улыбкой. — На самом деле, он шел в комнату отдыха и потерял равновесие. Он стукнулся ногой об один из боковых столиков. Доктор уже все проверил. Перелома нет — просто ушиб.

— Почему это произошло? Ему что, ходунки нужны? — спросила я.

— Мы следим за динамикой, ему может понадобиться трость для дополнительной устойчивости.

— Мне не нужна трость! — взревел мой отец. — Единственное, что пострадало, — это мое самолюбие!

Я шикнула на отца и протянула ему бумажный стаканчик с пуншем. Он откинулся на спинку стула. В течение следующего часа он принимал посетителей. Пожилые дамы шли потоком, чтобы узнать, как он поживает, и выразить свои соболезнования.

— Вы дочь Джерри?» — спрашивали они меня. — Ты одна или у тебя есть дети? Джерри такой милый. Он такой шутник.

— Ого, папа, ты действительно популярен, — прошептала я.

— Во всем этом учреждении всего четыре мужика, и у одного только что случился сердечный приступ, — невозмутимо ответил отец. — Все шансы на моей стороне.

Я не могла в это поверить. Насколько мне было известно, после смерти матери отец ни с кем не встречался. Мне было четыре года, когда она умерла от рака яичников, и у меня остались лишь смутные воспоминания о ней — ее лосьон с ароматом розы, мягкие руки. Они были единственной константой на фоне постоянных изменений. В то время мы часто переезжали, оставаясь на одном месте до тех пор, пока отец ремонтировал дом, чтобы затем сдать его в аренду. После этого мы переезжали, и все повторялось. Я так и не научилась запоминать свой домашний адрес, потому что через полгода он неизбежно менялся.

После смерти матери отец сделал нам одну уступку. Он больше не заставлял нас переезжать. Он купил скромный домик в хорошем районе и позволил нам на этот раз повесить картины на стены. Он всегда работал, и мы с Лорен вскоре научились сами заботиться о себе: содержать дом в чистоте, ходить за продуктами, готовить себе еду. Наша мама отошла на задний план, и Лорен заняла ее место в доме.

Теперь, освобожденный от ответственности, мой отец казался легче и счастливее, чем я когда-либо видела. Он даже шутил и время от времени улыбался. Он представил меня седовласой женщине по имени Джорджия, затем рыжеволосой по имени Хелен. Каждая из них боролась за внимание моего отца.

Хелен вдруг воскликнула:

— Это ребенок?

В комнату только что вошла молодая женщина с младенцем на руках. Вокруг поднялась волна возбуждения.

— Кто-то сказал «МАЛЫШ?» Я хочу посмотреть!

Молодая мать выглядела испуганной, когда ее окружила кучка обезумевших старых леди. Я никогда не видела ничего подобного. Даже дамы, дремавшие в своих инвалидных колясках, вдруг оживились и начали подкатываться ближе.

— Это твой ребенок? — спросила одна из них, протягивая свои хрупкие руки. — Можно мне подержать его? — Ребенок заплакал, и мать попыталась его утихомирить.