— Она, должно быть, очень гордится тобой, — спросила я.

— Да, хотя, честно говоря, сейчас ей нужны только внуки. — Он грустно рассмеялся.

— Это она на фотографии? — Я встала, чтобы взглянуть на маленькую фотографию в рамке на каминной полке. На ней был изображен сияющий Адам рядом со стройной темноволосой женщиной, стоящей перед красивым домом в ремесленном стиле, увитым бугенвиллеей.

— Да, это она. Мы сделали эту фотографию несколько лет назад.

— Где это?

— В Альтадене. Я купил ей там дом несколько лет назад.

— Ты купил ей дом? — Я сглотнула.

— Я долго копил, — смущенно сказал Адам. — Это то, что я всегда хотел сделать для нее.

— Вот это да. Ты самый лучший сын на свете. Все, что я подарила отцу на Рождество, — это десять упаковок носков «Костко».

Адам рассмеялся.

— Я уверен, что он оценил их по достоинству. Очень практично, как и он сам. — Прежде чем я успела возразить, он протянул руку и снова наполнил мой бокал шампанским.

— А как насчет тебя? Как прошло твое Рождество? — спросил он.

— О, достаточно скромно, — сказала я, делая еще один глоток. — С отцом в доме престарелых. К счастью, он, кажется, лучше адаптируется к окружающей среде. У него даже есть пара подружек.

— Не шутишь? — Удивился Адам.

— Да, это безумие, — сказала я. Смесь шампанского и текилы заставляла меня чувствовать себя остроумной и экспансивной. — Там соотношение примерно десять женщин на одного мужчину, так что у моего отца есть выбор. Лорен волнуется — она думает, что это странно.

— Она часто здесь бывает?

— Время от времени. Лорен занята детьми, так что она вроде как зависит от меня, так как я присматриваю за ним в течение недели. Это самое меньшее, что я могу сделать — я имею ввиду, что она платит за все остальное. — Я снова подумала о носках «Костко» и съежилась.

— Твоему отцу повезло, что ты так близко, — сказал Адам. — Возможность просто регулярно видеться с тобой — это огромный дар.

Адам ушел, чтобы разогреть Тамале своей матери, предварительно включив телевизор, чтобы я могла посмотреть, пока его не будет. Я налила себе третий бокал шампанского, опустошила его и тут же пожалела об этом. Что я ела на ужин? Я не могла вспомнить, но была почти уверена, что не более, чем кусок тоста или банка супа. Комната начала слегка кружиться, и я откинулась на спинку дивана, пытаясь сосредоточиться на том, что происходило по телевизору. Райан Сикрест брал интервью у людей на Таймс-сквер, и я вдруг поняла, что в Нью-Йорке уже почти полночь. Камера приблизилась к новогоднему шару, и я поняла, что не могу сконцентрировать взгляд.

Адам вернулся, и я постаралась аккуратно съесть Тамале, в надежде ослабить влияние алкоголя.

— Очень вкусно. Передай маме мои слова. — Я уронила еду на ковер и попыталась незаметно вытереть ее, пока Чарли ждал у моего локтя, желая помочь.

Начался минутный отсчет, и мы с Адамом замолчали, наблюдая, как камера скользит по толпам людей в Нью-Йорке.

— Кажется, там холодно. — Я пыталась придумать, что мне делать, когда часы пробьют полночь, пожелать Адаму счастливого Нового года? Обнять его? Снова чокнуться бокалами? Поцеловал бы меня Адам? Он сидел прямо напротив меня, наши колени почти соприкасались, его рука небрежно покоилась рядом. Как сильно мне хотелось взять его за руку или, еще лучше, скользнуть на диван рядом с ним и положить голову ему на плечо. Мои самые теплые воспоминания о наших отношениях были связаны с тем, как я сидела с ним в безопасности и довольстве, держа его руку в своей. Именно так мы провели один Новый год в колледже, свернувшись калачиком под одеялом и попивая горячий шоколад, не обращая внимания на крики и вопли пьяных завсегдатаев вечеринок на улице.

— Да, я не скучаю по нью-йоркским зимам, — сказал Адам. Его пальцы мягко барабанили по диванной подушке, а глаза не отрывались от экрана телевизора.

Он определенно не испытывает ко мне интереса. Он, должно быть, с нетерпением ждал, когда новогодний шар опустится. Я проклинала себя за то, что выпила все шампанское, глядя на пустую бутылку и все еще полупустой бокал Адама. Как в замедленной съемке я наблюдала за шаром и выстрелами фейерверков на экране. За целующимися парами, молодыми и старыми, поздравляющими друг друга с Новым годом. Я уже повернулась к Адаму, когда зазвонил мой телефон. Сообщение от Рика.

— С Новым Годом!

— С Ноггым Гоггом! — Я ответила на сообщение как попало.

— Что-нибудь делаешь сегодня вечером? — ответил он мне.

— Ничкго.

— Ты что, пьяна?!

— Нет!

Возясь с телефоном, я услышала, как Адам вошел в библиотеку, чтобы ответить на звонок матери.

— Просперо Аньо Нуэво, Мама! — Я слышала, как он сказал на испанском «люблю тебя». Пока я ждала возвращения Адама, то вдруг поняла, что на самом деле ужасно, постыдно пьяна. Опьянение было настолько сильным, что мне пришлось на минуту положить голову на подушку, чтобы не тревожить содержимое желудка. Я закрыла глаза и заставила себя сделать несколько глубоких вдохов, считая их вслух.

Последний раз я была так пьяна в ту ночь, когда мы с Адамом расстались. Вернувшись в свою комнату в общежитии, я выпила целую бутылку персикового шнапса, которую нашла под кроватью. Я легла спать в шесть утра и почти проспала выпускной, спасенная только сердитым стуком сестры в дверь. Она была в ярости, как и мой отец, который смотрел на мое опухшее лицо и растрепанные волосы и разочарованно качал головой. Они ушли сразу после церемонии, пропустив мой выпускной завтрак и не упомянув о том, что я окончила школу с отличием, отмеченную маленькой звездочкой. Я загнала себя из-за этой дурацкой звездочки, желая, чтобы профессор Рассел и мой отец гордились мной.