— Мы умрем. Точно, умрем. — вздохнул я безнадежно, глядя на Виза на плече. Зверь-хранитель согласно поурчал, спрыгнул и затерялся в траве. Ладно, оружие при мне, Виз придет на помощь, когда понадобится, но черт побери их восемнадцать и шансы выбраться из этой передряги вместе с девчонкой стремились к нулю… успешно его достигали и переваливали в глубокий минус.

— Ладно… — я опустил голос до еле слышного шепота. — Скажи, что их мать шлюха.

— ЧТО?! — глаза любимой дочери императора полезли на лоб. — Я не знаю в каком хлеву тебя воспитывали, Олав, но я не использую подобные выражения!

— Ты жить хочешь?

Главарю бравых, но и правда туповатых ротанцев, ждать явно надоело. Парни обнажили тесаки и пошли на нас, беря в кольцо.

— Давай. Говори и погромче! — пихнул балбеску локтем.

— Кхем! — прочистила горло несостоявшаяся невеста принца и громко заговорила, обращаясь к главарю. — Уважаемый господин, с прискорбием вынуждена предположить… — с каждым словом кольцо сжималось все плотнее и рука моя инстинктивно поползла к рукояти меча за плечом. А толку? В такой свалке меня просто задавят числом.

— Живее!

— Что ваша мать неразборчива в выборе мужчин и еще и берет с них деньги.

Главарь на слове «мать» остановился. Замерли и остальные. Но вот переварить услышанное у ротанцев умишка не хватало. Вот-вот решат, что ничего оскорбительного в словах нет и зарежут нас на месте.

— Ты хоть раз сделаешь как я велю?! — прошипел я не хуже змеи.

Бледные скулы каноанки порозовели.

— Твоя мать шлюха! — зажмурившись выкрикнула она и на лице ее отразилось непередаваемое отвращение. Примерно как если бы ее заставили лечь спать не на шелке, а на презренной домотканой материи. В цветочек. Какая пошлость!

Ротанцы стали убирать тесаки и доставать веревку.

— А вот теперь я с радостью воспользуюсь вашим щедрым предложением ретироваться, господа! — я улыбнулся во все тридцать два и тихонечко, бочком вышел из окружения.

— Что ты делаешь? — возмутилась Синлина. — Ты бросаешь меня?

— О, да! Еще как. Видишь ли, поскольку ты оскорбила их мать, казнить тебя сразу нельзя.

— Нельзя, — басом подтвердил главарь. Трое мужиков схватили Синлину и стали вязать ей руки.

— Что вы себе позволяете?! Олав, убей их немедленно!

— Так что пока ты четырнадцать… Четырнадцать же, да?

— Две седмицы.

— Пока ты «две седмицы» постишься перед ритуальной казнью, я погуляю тут неподалеку.

— Да как вы сметете?! Вы знаете кто я?! — возмущалась принцесса. Но ее все равно взвалили на плечо и потащили в сторону лесистого холма, над которым вился дымок, выдающий селение.

— В этом-то вся беда, принцесса. Это Валанта и всем плевать кто ты там в своей империи, — пробормотал я себе под нос.

Виз белой молнией скользнул в траве и забрался на плечо, посмотрел вслед процессии. Недовольный и радостный писк я бы перевел как «скатертью дорога».

— Хочешь ее бросить?

Зверек утвердительно покивал.

Мда, бросить принцессу было заманчиво. Избалованная магесса вот-вот должна была довести меня своими выходками до чесотки. Вот кто ее за язык тянул разговаривать с ротанцами в таверне?

— Мда, как было бы славно…

Выждав пару минут я обреченно поплелся следом за похитителями.

*Санлина*

Меня тащили на плече! Меня! На плече! Еще и руки связали.

— Как только мой отец узнает об этом, вам всем конец! Вас сожгут, всех дотла! И деревню вашу и страну вашу и всех вас, тупиц неотесанных! — бесновалась я по первости.

Потом запал мой выдохся и я продолжала болтаться на спине детины скучая и откровенно страдая, от прилившей к голове крови.

Слава Небесам, почти сразу я увидела, что Олав тащится следом за ратанцами. Да неужели! Вот подлец! Негодяй! Позволил меня схватить и связать! Охранничек! Защитничек! Тьфу!

Так, Санлина, а ну прекрати плеваться. Принцессы не плюются, как неоднократно говорила тебе мэтресса-наставница.

«Да! — возразил какой-то новый ехидный голос в моей голове. — А еще принцесс не таскают на плече тупые варвары и не собираются казнить!»

Меня! Казнить! Да как у них только ума хватило! Хотя этот вопрос можно считать закрытым. Ума у этих идиотов было немного. От перспективы казни, мэр, который всего-то собирался отрезать мне ухо, уже выглядел мягким и пушистым.

И что это за ужасная страна, где каждый норовит причинить мне вред? Вот дома меня все любили! Все! Ну может иногда мои дамы и смотрели с неодобрением или обижались на мои капризы, ну так и что? На то они и придворные дамы, чтобы угождать принцессам, так ведь? А с сестрами я не была близка, потому что у них на уме одна политика и математика. Скука смертная! Меня они считали недалекой дурочкой, помешанной на всеобщем восхищении и тряпках, а я их дурнушками и серыми чулками, которым раз уж Небеса не дали красоты только и остается что быть умными.