Полина ждет какой-то реакции. Я же ее выдать не могу. Без какой-либо конкретной тактики надвигаюсь и припираю ее к книжной полке, которую и собирался показать до того, как ее колотить начало. Прижимаясь к ее лбу своим, смотрю в глаза.

Когда пытаюсь поцеловать, принцесса рвано вздыхает и поворачивает голову в бок.

— Тебе, что, и на это плевать? — шелестит едва слышно. — Не спрашиваешь…

— Знаю, что не станешь творить глупости, — высекаю в ответ.

— М-м-м… Ясно… Хотя нет, ничего не ясно!

— Стой, — фиксирую подбородок в нужном положении. — Хочу тебя поцеловать.

— Хочешь? — отзывается едва слышно. — Или… Просто надо так?

— Не чувствуешь? — вжимаюсь бедрами, пока принцесса не охает.

— Миша-Миша…

— Чувствуешь же, Полина-Полина.

— Хорошо… Я сама тебя поцелую, — тарабанит сбивчиво. — Но ты должен пообещать расслабиться… Полностью! Никаких чемпионских штучек.

Веки в один момент тяжелыми становятся. Смотрю на принцессу, пока взгляд не замыливается.

О чем она просит? Я не умею все это отключать.

— Пожалуйста, Миша…

Полина

— Я не привык передавать кому бы то ни было контроль, принцесса. Тем более женщине, — звучит надо мной жесткий голос Непобедимого.

Звучит спокойно, а кажется, будто гремит, как гром.

Упираюсь ладонями и решительно отталкиваю его. Знаю, что силой удерживать не станет. Отступает.

— Что значит, тем более женщине? — взвинченным тоном уточняю я. — Что не так с женщинами?

Но Мише, конечно же, на мои нервы плевать. Он и в лице не меняется. Только в глубине глаз какой-то огонек опасно мерцает. В остальном — полный штиль.

— Все так. Пока они ведут себя, как женщины.

— Хм… — выдаю я, отмечая, как в голове резко шумно становится. Пытаюсь делать вид, что внутри не киплю. Хотя кого я обманываю? Уверена, что Миша видит меня насквозь. — Нежно, покорно, мягко? — выпаливаю слишком эмоционально. — Что еще? Признаки жизни подавать можно?

— Когда я прикасаюсь, ты все делаешь правильно, — хладнокровно отражает Тихомиров.

И смотрит при этом так, что я буквально чувствую языки пламени, которые охватывают мою душу.

— То есть все-таки только вот так, и никак иначе? — выдыхаю я.

— Именно.

— Отлично, — достаточно спокойно выговариваю я.

Не желаю в очередной раз показывать, как сильно меня это задевает. Поэтому просто покидаю комнату. А возвратившись в кухню, кажется, что спокойно берусь за салат.

Не знаю, на что рассчитывал Тихомиров, но ужин у нас проходит в уже знакомом мне гнетущем молчании. Впервые я начинаю серьезно сомневаться в правильности сделанного выбора. Мы ведь абсолютно разные. И что бы я ни делала, Непобедимый на уступки не идет. Смогу ли я вот так всю жизнь? Конечно же, не смогу. Одна эта мысль страшно пугает меня.

— Что дальше? — интересуюсь тусклым голосом, когда с едой покончено.

— Можем посмотреть фильм. Заодно продолжим разговор, если ты перестала дуться и готова беседовать в спокойных тонах.

Сжимая зубы, невольно прищуриваюсь. Не хочу демонстрировать свою злость. Но сдержать ее оказывается очень сложно. Эта чисто Тихомировская тактика — ждать, пока я успокоюсь и забуду — безумно бесит.

— Я бы предпочла сходить в душ и лечь спать, — сообщаю резко. — Устала сильно, — давлю каждый слог. — Ты же не станешь меня принуждать?

Миша в ответ прищуривается. Не сводя с меня взгляда, медленно тянет носом воздух. Лишь поэтому вижу, что он таким поворотом недоволен. Никак иначе не выражает. Сухарь!

— Ванная в конце коридора. Полотенца в шкафу, — отпускает меня, не сбиваясь с обычного, удушающе-ровного ритма.

— Спасибо!

В спальню захожу, только чтобы подхватить необходимые вещи. Сразу после этого следую в указанном направлении. В ванной закрываюсь и зачем-то несколько раз проверяю надежность замка. Понятно, что Миша, оставь я даже дверь открытой, входить не стал бы. Но я сильно нервничаю, из-за этого в голову лезет всякий бред.

Раздеваюсь и, не задерживаясь, шагаю в кабину. Набор одинаковых черных флаконов не впечатляет. Хорошо, что в моей дорожной сумке всегда свои шампуни. Пахнуть Тихомировым и мучиться из-за этого полночи в мои планы не входит. В доме у озера ведь так и не уснула. Правда, тогда не только его запах мешал, но и разболтанное сердцебиение.

Разве он не понимает, как сильно я страдаю?

Разве ему все равно?

Как бы я ни злилась, не верю, что Мише совсем плевать. Но эта его запаянность! Как просочиться? Непонятно. Брешей нет. А так ведь хочется непосредственно в душу проникнуть. Уверена, что там будет, где развернуться. Только как попасть?