Она довольно много заговаривалась. Ее словоохотливость совместно с напористой речью, эксцентричными движениями выдавали в ней манию.

– Вера Сергеевна, вот тут написано, что Вы еще с продавщицей мороженого повздорили и чуть не подрались. – Леша взглянул на женщину с улыбкой. – Что случилось?

– Обсчитала меня, сука! – Внезапно вспылила женщина. На щеках и лбу пролегли красные пятна. Пот так и струился вниз по лицу. – Я ей тарел… тысячу рублей, а она мне, паскуда, всего двести наперед… назад! Ой, а Вы слышали, что в Сочи путевки на 50% срезали? Была я там в 88-м, ну, такая красота! Кукуруза сладкая, арбузы, море!.. У нас тут не речки, а говнотечки сплошные, тьфу!

– Вера Сергеевна, давайте Вы с медсестрой в отделение пройдете. А то у Вас, вот, одежда мокрая, ну, куда в таком виде? – Леша записал предварительный диагноз, положил голову на руку. – А там, может быть, и поспите немного. У нас атмосфера располагающая. Отдохнуть надо. На улице жара, а у нас прохладно, хорошо.

Женщина позволила себя взять под руки. Санитары медленно повели ее в коридор справа от Леши.

– Подождите, мне еще кое-что сказать надо! – Она рванулась было назад, но ее не пустили. Чтобы не обострять, Леша подошел к ним сам. – Послушайте, а Цезарь Петрович роба… работает еще?

– Конечно.

– Вот мне с ним перегар… переговорить надо. – Она уверенно кивнула. – А про Сочи я Вам не зря сказала, Вы узнайте! Позвоните в «Трэвел парадайз»! Я там работаю! Скажите, что от меня!

Последние слова раздались уже из глубины коридора. Леша сел обратно за стол, вбил имя и фамилию пациентки в базу данных. Да, действительно. Женщина уже три раза лежала в отделении, начиная с 1995 года. Диагноз вначале стоял «Маниакально-депрессивный психоз». Затем, по новой МКБ, стал именоваться «Биполярно-аффективное расстройство». Кивнув сам себе, Леша стал оформлять бумаги.

Ближе к вечеру подошел к заведующему отделением с вопросом о том, чтобы составить график посещений.

– Чего ты добиваешься, Алексей Иваныч, я не понимаю? – Спросил у него старик-психиатр, собиравшийся уже домой. – Прибавку к зарплате? Так лучше поменяйся с Михаилом Санычем на пару ночных смен.

– Цезарь Петрович, в остром состоянии психотерапия необходима. – Леша протянул ему предварительный список пациентов, с которыми действительно можно было провести несколько занятий.

– Зачем, заклинаю тебя? – Психиатр даже не стал смотреть. Не глядя, подписал листок. – Они у нас лежат, мы острое состояние купируем, направляем их в общее отделение, там уже с ними и работают. Ну, чего ты от них в бреду и мании хочешь добиться? Россказней о зеленых человечках? Как это делу поможет?

Леша начал было о том, что в остром состоянии психика максимально раскрыта. Человек, находящийся на грани сознания и бессознательного, может зачастую сообщить такую информацию, которая в менее остром состоянии забудется, попав под контроль «Я». Но Цезарь Петрович только отмахнулся.

– Я тебе вот, что скажу. – Обернулся он в дверях. – Ты молодой еще, поспешный. Послушай совета опытного врача. Не гори на работе. Уходи вовремя, отдыхай в выходные, бери отпуск. У них там, – он показал за дверь, – проблемы не кончатся никогда. Мы с такими пациентами работаем, у которых в 60% случаев неблагополучие врожденное, органика. И ты ничего не исправишь, как ни бейся. Все, что мы можем сделать здесь, это немного ослабить напряжение. Ты за всю свою карьеру полностью излечишь, ну, от силы 20% из всех. Так что лучше брось-ка ты свои передовые затеи и иди домой. Отдохни.

«Как можно быть таким равнодушным?», – пронеслось в голове у Леши, пока он смотрел в спину уходящему старику. Из-за такого отношения чайники и остаются пустыми, и лекарства одинаковые выдаются людям с разным диагнозом, и пациенты за сигареты драят туалеты и коридоры. И эти вечные толчки под локти, насмешки, понукания.

Спустя полчаса перед ним сидела Света. У девушки была сложная судьба: в пятнадцать лет она подверглась групповому изнасилованию. Непролеченное посттравматическое стрессовое расстройство деградировало в пограничное состояние, а непроработанная травма подверглась сексуализации. Как итог, у девушки на фоне очевидных, либо неявных триггеров случались обострения гиперсексуального поведения. Постоянного места работы не было. Жила с матерью. Леша подозревал, что она занималась проституцией – он пару раз читал в литературе о подобных случаях.

При таком диагнозе Света остро нуждалась в психотерапии: в том, чтобы принять травму, переработать подавленные чувства, избавиться от неконструктивной психологической защиты. Но это подразумевало годы и годы постоянной работы, а в остром отделении так долго никто не задерживался. В общем же отделении отмечали лишь внешние признаки неблагополучия – как только девушка начинала контролировать свое поведение, ее выпускали.

В плане лечения Свете были назначены препараты для снижения импульсивности и полового влечения, а также стабилизаторы эмоционального фона. Но напротив лекарства, снижающего либидо, Леша увидел еле заметный карандашный прочерк. Или показалось?

– О чем пошепчемся? – Спросила пациентка, когда Леша слишком надолго замолчал. Он вскинул взгляд. Она сидела, как обычно, слегка расставив тощие коленки. Больничный халат был спущен с обоих плеч. Длинные волосы распущены.

– Как ты? Что чувствуешь? О чем думала сегодня? – Леша включил диктофон. Света откинула волосы, грациозно прогнувшись.

– Да так, ерунда. – Ответила она с нарочито невинным выражением лица. – А ему обязательно тут сидеть?

Это было сказано о санитаре.