— Нам нужно идти, госпожа. Отец выслал новых гончих. Они приближаются.

Гончие? Отец? Я ещё раз зевнул, глядя на маму.

— Ну что ж, так и быть, — вздохнула мама и подошла к Ане, положив ей свои сухие ладони на плечи. — Вверяю тебе Максима.

Аня перевела обезумевший взгляд с меня на маму. Моргнула два раза, а после упала на одно колено в низком поклоне:

— Я Вас не подведу, госпожа.

Мама не стала её поднимать, подошла ко мне.

— А ты, Максимка, чтоб заботился о ней. Всегда, даже когда кажется, что и не надо.

Я смутился. Со стороны я себя не видел, но мог поклясться, что покраснел.

— Ох, переживаю я за вас. Вставай, Аннабель.

Аня встала, нервно покусывая губы и не смея проронить ни звука.

— Раз вы уж путь такой избрали, то держитесь друг друга. Только друг друга — больше никого! — строго она погрозила пальцем. — И может быть ты, Аня, и знаешь много, и умеешь много, да только я тринадцать семей подняла, и знаю, что говорю. Я надеюсь, у вас всё будет хорошо.

Она обняла Аню, поцеловала меня и выдала мне портфель с едой и водой в дорогу.

Аня вышла чинно, но едва ступила за калитку, принялась прыгать:

— Она меня приняла, она приняла меня!

Она закрыла лицо руками, подсматривая через растопыренные пальцы.

— Но не до конца, — смутилась она, но оставалась всё ещё весёлой, щёлкнула пальцами, после ущипнула себя. — Это по-настоящему? Госпожа Ольга Ефимовна хорошая!

Аня налетела на меня, чуть не сбив с ног. Дала буську и потянула за руку:

— А теперь — бежим!

Я не понял почему и от чего, но я бежал. И бежали мы достаточно долго. Если бы в прошлом году не бегал, ни за что бы не угнался. В середине пути, когда мы вбежали в лес, отбежав от деревни на приличное расстояние, Аня отпустила меня и я едва успевал за ней угнаться. Когда я устал окончательно и уже тяжело дышал, она остановилась и замерла.

— Слышишь? — она даже дыхание не сбила.

Я покачал головой, потому как не слышал ничего, кроме звука стучащего у меня в ушах сердца, втягивая воздух всем, что было у меня в распоряжении. Ноги стали ватными.

Аня сжала руку в кулак и в руках у неё появилось короткое копьё.

— Где ты его хранила? — всё ещё не продышавшись спросил я.

— Почему его?

— Это копьё, — пожал плечами я.

— Это глефа! — словно глупому сообщила она, а после что-то переоценила на мой счёт у себя в голове. — Если бы ко мне в отряд попал аэлья, который не смог бы отличить глефы от копья, пошёл бы до конца жизни уборщиком улицы мести. Но ты у меня особенный, — улыбнулась она и покрутила глефу в руках.

Я знал, что такое глефа из компьютерных игр, просто в живую видел её впервые.

— Я её призвала, — пожала она плечами.

— Этому тоже учат колдуний в лаборатории?

— Тсс, — приложила она палец к губам.

Её рука вспыхнула странным чёрным пламенем, в котором плавали алые молнии.

— Что бы ни случилось, не двигайся. Мне сложнее будет…

Она не договорила, взмахнула рукой.

В спину что-то ударило, отлетев к ногам. Я посмотрел под ноги — в луже крови лежала когтистая волосатая лапа, которая медленно видоизменялась. Я дёрнулся, но и шага не ступил. Всегда, когда я делал так, как она говорила, получалось без боли, страданий, страха и недоразумений. Эти три дня доверия помогли мне научиться доверять ей больше, чем самому себе.

Она лихо закрутила глефу. Мохнатая и рогатая тварь вылетела с такой скоростью, с которой обычные животные двигаться не умеют. Аня сделала движение всем телом: ногами хитрый шаг, руками она крутанула древко. Вспышка света, яркого, озарившего пол-леса. Тварь продолжила движение мимо меня, лапы её подогнулись, а голова оторвалась от тела.

Я не успевал соображать, как твари одна за одной летели Ане под ноги, складывались за моей спиной. Я хотел одновременно зажмуриться от накатывавшего на меня ужаса происходящего, и смотреть в оба из-за интереса — привычное состояние суперпозиции Макса Шрёдингера.

Воздух хрустел, шелестел, трещал. Проносились пронзительные вспышки. Аня сама стала одной пронзительной вспышкой. Крики, рык, хруст, вой, короткие выдохи Ани, сопровождаемые молниеносными ударами. А спустя минуту всё вдруг стихло.

Я опустил глаза, и увидел под ногами человеческую руку. Женскую, с аккуратным маникюром. У ног лежал десятилетний ребёнок, порубленный на четыре части.

Меня вывернуло. Тело затряслось. Я прислонился к дереву.

Аня выдохнула, смахивая прядь со лба. Глефа исчезла. Девушка медленно ходила от одного трупа к другому, протягивая руку, и трупы ссыхались, превращаясь в пепел.

— Это люди? — прошептал я, боясь сказать это в голос.

— Они были людьми. Это всё проделки моего отца.

Она снова вспыхнула. Вспышка едва мне мозг не выбила.

— Сука блять ебаная! — впервые выругалась Аня, хватаясь за бок.

Я подбежал к ней, подставил плечо, она опёрлась, тяжело дыша.

— Нужно закончить, — сообщила она. — Но что-то не так, мне нужно к Блэксуорду.

— Ты не должна светиться?

— Последствия… — сжала зубы Аня, собираясь с силами. — Кассандра заговорила пули. Я не думала, что это возможно.