Шрифт:
— Растапливайся давай, — сдавил я её так, что у неё что-то хрустнуло. — Я тебя сломал?
Она улыбнулась, глядя на меня.
— Я не давал ответа ещё пока, ты сама всё придумала. Та жизнь, конечно, была спокойной и размеренной, но там не хватало очень важной детали. Настолько важной, что я с радостью обменял бы всё, что у меня есть на эту деталь.
— Не хватало меня? — улыбнулась Аня.
Я решил не врать.
— Я хотел сказать, что не хватало девушки, которую я бы любил.
— То есть не меня? — надулась она.
— Ты девушка, которую я люблю.
— Значит всё-таки меня, — расхохоталась Аня. — Как тебе только не страшно?
— Страшно. Я думал, — я понизил голос, шепнул на ухо, — что я обоссусь от страха. Мне и так периодически мерещится визг Виктории, а теперь ещё будет… — в голове возник образ окровавленного Игоря с пустыми глазницами. — Ох, мне понадобится психотерапия, — вздохнул я.
— Я тебя поломала, — виновато заметила Аня. — Нужно было вначале позаканчивать все дела, а потом только в тебя влюбляться. Но всё это казалось таким неважным.
— А знаешь что? Оно действительно неважно, — заявил я.
— Что не важно? — заинтересовалась Аня.
— Всё. Вот это вот всё, — я указал на окно, где люди шли шествием через площадь, а им сигналили машины. Люди в автобусе облепили окна, глядя по сторонам. Многие вышли на ближайшей остановке и присоединились к толпе. — Я тебе доверяю. Я доверился тебе с первой нашей встречи. Я пришёл на нашу вторую встречу, хотя был голодный и после опорки. Я не совершал глупостей, я следую за тобой, за каждым твоим словом, и я всё ещё жив.
— Ты жив чудом! Ты во второй раз чудом остался жив! Ты понимаешь это?
Она взяла моё лицо в свои ладони, повернула к себе так, что у меня шея напряглась. В её глазах я увидел то, что не видел раньше — животный страх.
— Ты можешь умереть в любой момент, понимаешь?
— Я уже готов был на пожизненное в тюрьму сесть.
— О, тут я гарантирую, что я пройдусь по верхам нашего старого Бурса и ничего с тобой не случится. Ты и дня не просидишь, — кровожадно выразилась она, не выпуская моего лица из рук, а после повисла на шее. — Что нам делать?
— Давай пиццу закажем. С ананасами, сладенькую, — улыбнулся я.
Аня положила голову мне на плечо.
— Ты у меня такой дурак…
Мы вышли из автобуса и шагали дворами к моему дому. У подъезда сидела и привычно посматривала по сторонам Валентина.
— Здравствуйте, — бросил я ей.
— О, привет, Максим, уже вернулся от мамы? Привет передал?
— Ой, привет передать я забыл, замотался, — честно признался я.
— Ну что, приняла она красавицу?
Я снова покачал головой:
— Сказала в конце лета приехать, — опять не соврал я.
— Ольга Ефимовна сказала? Ох и женщина, не поймёшь ей. А ты чего молчишь, прекрасная леди?
Аня вздрогнула от обращения.
— Здравствуйте, — буркнула Аня, которую всё раздражало и погрузилась в себя.
— А как там твои друзья? Они ж тебе не друзья? — Я кивнул. — Так и знала, я сразу на них полицию вызвала. Помогла?
— Не знаю. Но, как видите — жив. Увезли, поговорили, отпустили, — опустил я подробности. — Больше обижать не будут.
— А что хотели-то? — хитро посмотрела на меня Валентина.
— Ну а то вы не знаете, — удивился я немного наигранно. — Поехали выяснять, в Новом мы Бурсе или в старом. Моё лицо во всех газетах.
— Это видела. И её видела. Не поверила, — заявила Валентина. Поверила она или нет на самом деле — было не ясно.
— Мы уже пойдём. До свидания, — завершил я диалог.
Когда мы с Аней шли по лестнице на третий этаж она пробухтела:
— Чего она к тебе лезет?
— Мама моя попросила её за мной присмотреть. Это бабушка Вити, который двоюродный, нет, троюродный брат… Лёни? В общем дальняя родственница, — пояснил я.
— У неё тоже пятый отдел сильный, как у тебя. На неё тоже невидимость не подействовала, — уже без раздражения заявила она.
— А когда ты исчезла в первый раз, невидимость на меня подействовала, — пожал плечами я.
— Есть отвод глаз, а есть убеждение. Отвод глаз я накладываю на себя, чтобы я была не чем-то, а вещью, чтобы мимо меня взгляд проносился. Но на тебя отвод глаз не работает, как и на Валентину. Зато на кого угодно сработает убеждение — это уже проверено. На кого угодно, кроме Кассандры и моего отца, — закусила она губу.