Шрифт:
В памяти всплыл образ Оливии и её в панике мечущийся взгляд, пока она послушно следовала каждому моменту церемонии, хотя Ульриху всё время казалось, что он вот-вот услышит горькое «нет».
Кровь закипела под действием выпивки и сомнений. Распирающие грудь эмоции рвались наружу вместе с внутренним волком, и Ульрих был не в силах удержать их. Ведомый инстинктами, он опрокинул залпом остатки виски и бросился прочь из комнаты, зная, где точно сможет найти утешение.
От одного толчка дверь распахнулась, заставив Кэтрин вскочить с кровати.
Ульрих рванул к ней, но вдруг застыл, столкнувшись с преградой. Не понимая, что происходит, он медленно опустил глаза, и увидел, что рука волчицы уперлась ему в грудь.
– Уходи, – прошипела она, пытаясь совладать с дрожью в голосе. – Иди. К своей. Жене.
Она чеканила каждое слово, загоняя их гвоздями в грудную клетку. Ульрих чувствовал, как тяжело даётся ей его присутствие, как нервное напряжение окутывает хрупкую фигуру от макушки до пяток, но не спешил уходить.
Она не имеет права с ним так разговаривать. Он вожак. Альфа. Любое его слово и желание обязаны выполняться беспрекословно, и ни один ликант стаи не смеет сказать ничего поперёк.
Ярость охватила лёгкие, сжимая их в раскалённые тиски, ломая клетку зверя. Хотелось отшвырнуть строптивую волчицу к стене, взять силой, подчинить своей воле, как он делал это не раз.
Ульрих шумно выдохнул, неосознанно напирая на всё ещё выставленную ладонь, как вдруг что-то во взгляде девушки заставило его замереть на месте.
Она противостояла ему. Голубые радужки Кэтрин окрасились золотистым свечением, верхняя губа поползла вверх, обнажая удлинившиеся клыки.
Волчице хотелось закричать, лишь бы не чувствовать, как эмоции рвут на части грудную клетку. Противостояние гордости и сердца вызывало почти физическую боль, но она знала, что должна поступить правильно.
Перед внутренним взором вновь возникло сочувствующее лицо Тэлуты.
Старая волчица долго утешала её, уговаривая не поддаваться порыву причинить какой-либо вред охотнице и нерождённому наследнику.
«Ты же знаешь, что он никогда не простит тебя, – увещевала она. – Отпусти эту нить, не запутывай его ещё сильнее».
Кэтрин чуть тряхнула головой, отбрасывая воспоминание, и отчаянно рыкнула:
– Уходи. Оставь меня в покое.
Она попыталась вложить в эти слова всю свою оставшуюся уверенность, открыто глядя Ульриху прямо в глаза. Но Альфа не готов был терпеть такое вопиющее неподчинение. Расправив плечи, он вырос над девушкой каменной глыбой, принимая вызов.
Во взгляде волчицы на мгновение мелькнул страх. Она поняла, что, если продолжит стоять на своём, свершится непоправимое. Огонь в её глазах ослаб, Кэтрин словно съежилась и невольно сделала шаг назад.
Ещё пару секунд Ульрих прожигал её пылающим взглядом, а затем резко развернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Чувствуя, как дрожат колени и силы покидают её, волчица опустилась на пол у кровати и спрятала лицо в простынях. Плечи тряслись от напряжения и беззвучных рыданий. Она знала, что он всё ещё за дверью и слышит каждый шорох, но не могла сдержать эмоций, предательски рвавшихся из груди. Душевная боль постепенно превращалась в физическую, сжимала горло, заставляла задыхаться.
Где-то в лесу раздался протяжный вой, полный злости, и Кэтрин наконец дала волю чувствам.
Оливия осторожно спустила коляску со спящей дочерью на дорожку и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Весна тёплыми объятиями накрыла резервацию, пробуждая от зимнего сна. Несмотря на то что снег ещё задерживался в глубине дремучих лесов и на вершинах гор, цветение яблонь уже дурманило своим ароматом. Покидать нагретую солнцем улицу у неё не было никакого желания, особенно после череды бессонных ночей с удручающей белой картиной за окном.
Первые месяцы после рождения Роуз дались Оливии нелегко. И хотя от желающих помочь с ребёнком не было отбоя, она скептически относилась к посторонним в доме. Ей казалось, что переезд из особняка позволит жить в уединении и спокойствии, но ликантов явно не заботили её желания, и они продолжали приходить в новый дом для решения вопросов с Альфой. Но сегодня Ульрих с раннего утра спешно уехал в гильдию, и миссис Свенсон воспользовалась этой блаженной тишиной.
Медленно прогуливаясь по облагороженному дворику, Оливия с удовольствием подставляла бледное лицо навстречу солнечным лучам. Впервые она находилась в трепетном ожидании момента, когда на коже вновь появится россыпь золотистых веснушек. А ведь она так рьяно ненавидела их ещё год назад. Теперь же вместе с природой расцветала и она, абстрагируясь от ежедневной рутины и радуясь всему, что хоть на несколько минут может возвратить её в прошлое.
Малышка сморщила нос, закряхтела и, не дав матери время наклониться к коляске, завопила во всё горло. Оливия тут же подхватила дочь и принялась убаюкивать на руках. Время кормления ещё не пришло, а значит, юная мисс снова пробует на прочность её нервы и длиться это будет не менее получаса.
Оливии с трудом удавалось сладить с характером Роуз, но когда Ульрих находился рядом, девочка волшебным образом успокаивалась за пару минут, гуля и расслабляясь в его тёплых объятиях. Даже ночами он первым подрывался в детскую, услышав лёгкую возню, когда Оливия просыпалась лишь от громкого плача.