Покинув детскую, Ульрих спустился на первый этаж. Гостиная была пуста, только ветер играл занавеской сквозь приоткрытую дверь, и он вышел на задний двор. Оливия сидела в плетёном кресле, накинув плед, и сразу обернулась, услышав шаги.

– Не замёрзла?

Она покачала головой и вновь обратила взгляд в сторону реки, где стая шумно готовилась к празднику, складывая кострище и расставляя столы. Прохладный воздух скользнул по голым ногам, пробираясь выше. Оливия зябко передёрнула плечами и сильнее укуталась в плед.

– Роуз уснула, у нас есть примерно два часа, чтобы повеселиться, – предложил Ульрих, заметив, с каким интересом она следит за ликантами.

К его удивлению, она вдруг возразила:

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Брось! Это же день Остары, – хмыкнул он. – Весна пришла, нужно почтить природу.

– Может, пойдёшь без меня? – с надеждой спросила Оливия.

– Опять? Сколько можно, Лив? – устало протянул он и вдруг усмехнулся. – Скоро стая решит, что я силой прячу тебя в кладовой.

Однако она даже не улыбнулась, и Ульрих с тяжёлым вздохом опустился в соседнее кресло. Со стороны реки донёсся разноголосый смех и радостные крики, а темноту развеяло вспыхнувшее зарево высокого костра.

Оливия подалась вперёд, заворожённо разглядывая украшенную к празднику поляну и веселящихся оборотней. Издалека невозможно было рассмотреть весь размах празднества, и со стороны казалось, что она уже готова подскочить на ноги и броситься вперёд.

– Ну что, идём? – вкрадчиво произнёс Альфа, чувствуя, что нелепое сопротивление вот-вот будет сломлено.

Она затравленно посмотрела на него, не решаясь дать ответ. Ульрих протянул руку, и Оливия неуверенно вложила в его ладонь свою, когда со стороны двора послышался шорох.

Серая тень скользнула вдоль набирающих цвет кустов, и через секунду на поляне появился дикий. Он навострил уши, прислушиваясь к шуму у реки, а после, бросив короткий взгляд на Альфу, припустил вниз.

Оливия изменилась в лице. Робкая улыбка исчезла без следа, а глубину серых глаз исказила тоска. Ещё минуту назад она была полна желания пойти на праздник, но появление дикого всколыхнуло в сознании совсем другие мысли.

– О нём что-нибудь слышно? – пробормотала Оливия, глядя вслед зверю.

– Ты о ком? – удивлённо приподнял бровь Ульрих.

– О Рое, – процедила она, словно даже произносить вслух его имя было пыткой.

– Нет, никаких новостей, – слишком быстро ответил Ульрих и потянул её за собой, надеясь отвлечь, но она осталась на месте.

– Зря я тогда послушала тебя.

Ульрих поджал губы, собираясь с мыслями. Он думал, что навязчивое желание найти Роя давно забыто, вытеснено из памяти материнскими заботами, но Оливия явно считала иначе.

– У тебя на руках была новорождённая дочь, – раздражённо заметил он. – А ты собиралась идти в лес и искать дикого волка, даже не зная, он ли это!

– Я знаю, что это был он. И ты тоже.

– И что бы было дальше, Лив? Ты бы убила его? – взъярился Ульрих. – Сомневаюсь. Скорее, он первым перегрыз бы твоё горло, не мешкая ни секунды.

Оливия вскочила с кресла. Плед опустился на мокрые доски, тут же пропитываясь влагой, но она не обратила на это внимания и перешагнула ткань, не сводя с оборотня пристального взгляда.

– Я хотя бы могла попытаться, – прошипела она. – Сделать хоть что-то, чтобы не ненавидеть себя за слабость каждый день!

– Считаешь, что лучше было рискнуть жизнью и оставить нашу дочь без матери?

– Она не твоя дочь! – вскрикнула Оливия и тут же замерла, прикрыв рот рукой, потрясённая собственными словами.

Она не могла сказать это вслух, не могла ранить его чувства, зная, как важна для него Роуз. Ульрих смотрел на неё лишь пару секунд, прежде чем молча развернуться и уйти, но и этих мгновений хватило, чтобы сердце гулко ухнуло вниз, оставляя за собой чувство полного опустошения.

Оливия закусила губу, глядя на его удаляющийся силуэт. Она хотела броситься следом, вымаливая прощение, но что-то удерживало её. И хотя мысленно она уже проклинала себя за эту бессмысленную гордость, но продолжала стоять на веранде, сжимая руками перила.

Альфа присоединился к стае, и до Оливии донеслись торжествующие возгласы. Заворожённая видом веселящихся ликантов, она на мгновение забыла о произошедшем, испытывая странные ощущения. Вязкий ком медленно спустился к желудку. Хотелось прижать руку к солнечному сплетению и давить изо всех сил, в надежде вытеснить эту пугающую пустоту, но она лишь прерывисто дышала, не отводя взгляда от празднующей толпы и не понимая, что имя этому разрушающему чувству – одиночество.