Ульрих отвлёкся от книги и устало посмотрел на дверь. За ней слышались нерешительная возня и тихие вздохи, те, что обычно издавала Оливия, когда находилась в крайней степени смятения.

– Лив, заходи, – крикнул он одновременно со щелчком литой ручки.

Оливия заглянула в комнату, всё ещё не веря в собственную удачу, и нерешительно замерла на пороге. Кабинет выглядел так же, как она его помнила, разве что вокруг не валялись в беспорядке бумаги. Взгляд упал на кушетку, где лежали смятые подушка и плед, и Оливия вдруг смутилась. Как Ульрих ютился на этой небольшой лежанке, представить было сложно.

– Проходи, будешь чай? Чего покрепче не предлагаю, – улыбнулся он, растирая затёкшую шею.

– Нет, я…

Она вдруг запнулась. Действительно, зачем она пришла? Испугалась, что с ним что-то произошло? Не получила привычного внимания перед сном? Просто хотела его увидеть? Обида и разочарование в друге ещё слишком сильно жгли сердце, чтобы хоть один вариант оказался верным, но Оливия всё-таки была здесь.

Желание покинуть комнату засвербело под рёбрами, и она открыла было рот, чтобы пожелать ему доброй ночи, но осеклась. Ульрих выглядел удручённым. Осунувшееся бледное лицо, покрасневшие глаза и потухший взгляд явно не соответствовали его привычному виду.

– У тебя всё в порядке? – поинтересовалась она, присаживаясь рядом.

– Да, просто читал, – выдавил он вымученную улыбку и, захлопнув книгу, отодвинул её на край стола.

Оливия знала этот тон, это выражение лица и напускную браваду. Он врал. Ведь именно так он вёл себя каждый раз, когда защищал или прикрывал её перед другими.

– Улль, что происходит?

Она решительно наклонилась к столу и выдернула фолиант из-под цепких пальцев. Незнакомые слова и названия путали мысли, и она нахмурилась, пытаясь уловить суть.

– Что это за обряды? Для чего?

– Просто свод правил стаи, не вникай. – Он отвёл взгляд, нервно переставляя предметы на подставке.

– Ты обещал мне, что будешь честен. Обещал, что я буду в безопасности, но сейчас я этого не чувствую, – категорично напомнила Оливия, цепляя его за больное.

– Обещал, поэтому хочу, чтобы ты пошла в свою комнату, пока я решаю возникшую проблему.

– Раз это касается меня, то я имею полное право знать, – сложила она руки на груди и поудобнее устроилась на кушетке, давая понять, что без ответов не уйдёт.

Ульрих досадливо поморщился. Её упрямство порой доводило до ручки, и, конечно, он знал – рано или поздно ему придётся поднять этот разговор.

Весь вечер он искал лазейку, как обойти закон, но только в голове созревало, казалось, верное решение, следующая страница разбивала любую надежду на успешный исход.

– Я жду.

– Ты всё усложняешь.

– Тогда мне действительно лучше уйти отсюда, чтобы облегчить твою ношу, – она подскочила с места и уже успела дойти до двери, когда за спиной тихо прозвучало:

– Стой.

Ульрих не поднимал взгляда, боясь, что она заметит угасающий отблеск янтаря. Слова давались с трудом, и он несколько раз начинал свой монолог, пока наконец не взял себя в руки.

Жизнь девяти стай веками контролировалась сводом законов и правил. Строгие порядки соблюдались неукоснительно, и он наивно полагал, что, имея власть, изменить их не составит труда, но оказалось, что возможности Альфы далеко не так безграничны. Попрощавшись с Тэлутой, он несколько часов провёл в уединённом месте у реки, изучая неизвестную ему ранее информацию.

Казалось, ликанты – свободный народ, живущий в гармонии с природой и не имеющий запретов, но чем дальше он углублялся в чтение, тем мрачнее становилось его настроение. Любое нарушение устоев строго каралось. Наказание настигало каждого, будь ты вожак или новообращённый ликант, случайно оказавшийся не в том месте. Более того, суд над провинившимся проходил в присутствии старейшин всех девяти стай, превращая приговор в показательную казнь.

В надежде найти выход, Ульрих отправился к старожилам, но и от них получил чёткий и резкий ответ, который в точности совпадал с написанным в фолианте.

Оливия слушала, затаив дыхание, стараясь не перебивать и лишний раз не шевелиться. С каждым его словом вопросов становилось всё больше, а голова начинала понемногу гудеть от напряжения.

– Ты так и не сказал, как это связано со мной?

– Ты человек, Лив. Охотница. Враг, который веками истреблял род ликантов.

– И это значит, что я не могу жить здесь, – горько усмехнувшись, заметила она. – Что ж, в хижине было не так уж плохо, вернусь туда.

– Ты не дослушала, – устало произнёс Ульрих, переворачивая страницы. – Остаться в стае можно тремя способами… Точнее, двумя.