Шрифт:
Цирк…
Столичные муравьишки торопятся в него набиться.
Поднимаюсь на ступеньку последним.
«Проклятье века — это спешка, и человек, стирая пот, по жизни мечется, как пешка, попав затравленно в цейтнот…» [11]Морщу нос и обхожу мужика, от которого нещадно разит борщом-чесноком.
11
Стихотворение «Остановись» Евгения Евтушенко.
Фантастика на хрен.
Пробираюсь к окну, но застреваю в «пробке».
Мать вашу, быстрее бы получить зарплату и купить какой-нибудь поддержанный тазик-поджопник. Неважно в кредит или как. Лишь бы не делить ни с кем воздух!
Ржу, представляя себя на «Приоре» или рено. Докатился… Но унижаться и просить у отца ключи от своего «Мерседеса», чья стоимость выходит за пределы шести лимонов, тоже не прет. Он ведь поди только этого и ждет… Как ждут меня в МГУ с его подачи.
Со скучающим видом разглядываю пассажиров. Уже собираюсь отвернуться, но взгляд сам собой цепляется за шапку. Ооочень знакомую шапку.
Довольно оскалившись, ползу в ту сторону.
Разве можно упустить такой момент? В последнее время цеплять девчонку и портить ей настроение — это прямо цель моей никчемной жизни…
Подбираюсь ближе.
Она стоит у окна. Полностью поглощена книгой, которую держит в руках. Задумчиво кусает губу и едва заметно качает головой. Небось мысленно отчитывает кого-то из героев за нерадивые поступки…
На глаза попадается очередной букет цветов. Хотя, пожалуй, букет — это слишком громкое слово.
Неподходящее.
— Вот так встреча! Какой милый… веник, Арсеньева! — констатирую насмешливо.
— Ты и таких не дарил, — перелистывая страницу, отзывается равнодушно.
Заметила значит, зараза. Но виду не подала…
«Ты и таких не дарил».
Откровенно лжет. Пусть это было всего лишь раз, но за букет роз, отправленный с курьером в день ее рождения, мне точно не стыдно.
— Уж лучше ничего, чем ЭТО, — подчеркиваю ядовито, вкладывая максимум пренебрежения и брезгливости в последнее слово. — Совсем плохи дела у твоего электрика?
Розовые гвоздики. Как по мне, полная безвкусица.
— Ну у тебя, видимо, тоже не все в жизни гладко, — заявляет она язвительно.
— И с чего ты это взяла? — испепеляю взглядом ее профиль.
— С того, что ты в автобусе, Абрамов! Как самый настоящий простолюдин! — произносит, имитируя голосом наигранный ужас.
Коза.
— Небольшой вынужденный социальный эксперимент, — бесстрастно отзываюсь сквозь зубы.
— Да, именно это и было написано на твоем лице, когда ты заходил в эти двери, — хмыкает, захлопывая книгу. Потому что впереди стоящий курьер то и дело задевает ее огромным зеленым рюкзаком.
— Маргарет Митчелл? «Унесенные ветром»? Ты серьезно? — губы растягиваются в ленивой улыбке.
Молча, но отчаянно краснея, отворачивается к окну. Как-будто ее уличили в чтении пятидесяти оттенков чего-то там…
— Между прочим, это роман-сенсация, — все же оправдывается зачем-то.
— Н-да, еще скажи, что тебя заинтриговали события гражданской войны, — откровенно веселюсь.
— Отвяжись, — хмурит брови.
Разглядываю ее отражение в окне.
— Ты отвратительно выглядишь, Арсеньева. В курсе?
Настолько отвратительно-прекрасно, что невозможно смотреть.
— Ты подошел сообщить мне об этом? — злится, устало вскидывая глаза.
Ну наконец-то хоть какая-то привычная реакция.
Ее равнодушие мне определенно не нравится. Оно… задевает. Поэтому, собственно, и травлю всеми возможными способами.
— На семинаре по философии ты выдала наиглупейший ответ. Я был вынужден вмешаться. Не обессудь…
Поджимает губы, а я не без удовольствия вспоминаю наш диалог, изобилующий остротами.
Я уделал ее, естественно. Слишком был зол. Это «не с чем было сравнить» до сих пор нет-нет, да и всплывает в мозгу.
Сравнила она…
— И по теоретической фонетике полный завал. Слушай, может, тебе перевестись в шарагу попроще? Программу явно не тянешь…