— Все? — уточняю на всякий пожарный. — Или может…

— Все. Тащи меня назад, — скрипнув зубами, приказывает великодушно.

— Ну погнали.

— Трындец вы парочка, — хохочет Рома, наблюдая за нами. — Тетя Марьяна-то приедет?

Стреляю в него красноречивым взглядом.

— Марьяна повезла своего хахаля на Бали. Ей не до бывшего мужа, загремевшего в больницу по причине дтп, — бубнит отец.

И мне почему-то кажется, что его голос звучит несколько обиженно. Хотя возможно ключевое слово кажется…

— Зови гребаного лекаря. Пусть даст мне обезболивающее.

Очень вовремя к нам наведывается Лиза.

— Я сейчас все вам принесу.

— И побыстрее! — поторапливает ее папаша.

Медсестра заглядывает в лоток и, заметив там пробирки, наполненные кровью, облегченно вздыхает.

— И на раковине баночка, — киваю в сторону сортира.

— Спасибо.

— Где мои папки?! — пялится на Рому пострадавший.

— Все вот тут, дядь Игорь, — Беркут протягивает моему нервному родителю сумку.

— И воды налей мне…

— Ща, — сверкая пятками, спешит исполнить его, язык не поворачивается сказать, «просьбу».

— Ян, иди по-быстрому оформи мне выписку, — продолжает раздавать приказы пациент.

— Минимум еще двое суток релаксируешь тут, а дальше видно будет, — невозмутимо бросаю через плечо.

— Какие двое суток? Спятил? У меня суд послезавтра.

— Не ори. Уже чуть не отправился на небеса, торопыга, — выдерживаю его тяжелый, испепеляющий взгляд. — Придумаешь что-нибудь. Ты ж изворотливый.

— Что я тебе придумаю?! В своем уме? Я два месяца угробил на это дело! И все коту под хвост?

— Организуем тебе онлайн-вещание, трудоголик херов.

— Эти забери. Не нужны, — отдает две пухлые папки Роме. — Не потеряй, понял?

— Отдам вашему отроку на хранение, — прижимая к груди вверенную ценность, обещает Птицын.

— Пошли, прихвостень, надо в академию заехать. Там уже чуть ли не панихиду мне заказывают. Оборвали трубу.

Уже намереваюсь уйти.

— Свет включи мне, Ян.

Заколебал. Царевна, блин.

Щелкаю выключателем.

— В пакете фрукты и всякая полезная провизия. Дотянешься.

— Бабло откуда, сынок?

Это его «сынок» звучит так искуственно-тошнотворно…

— А Ян же у нас теперь работает, дядь Игорь! — делится последними новостями мой друг-идиот. — Честно трудится и вечером, и ночью. Прикиньте?

— Беркутов… Язык без костей, вырвать легко, — на всякий случай напоминаю я ему.

— Тайна, что ли? — пучеглазится, пожимая плечами.

Как сильно иной раз хочется приложить его головой о стену.

— На выход давай, трепло, — открываю дверь и пропускаю вперед.

Донор все это время молчит. Так себе примета. Хотя, может, он просто пребывает в состоянии шока. Где я и где работа… Кто знал, что так рано придется напрягаться.

— Вернусь вечером. Пиши-звони, если что надо.

— Обойдусь, — снова возвращается к своим драгоценным бумажкам.

— На медсестру, Лизу, не ори. А то организую тебе на постой тетю Люду, — предупреждаю, угрожающе сверкнув глазами.

Эта «милая» шестидесятилетняя женщина, обслуживающая его в течение первых двух суток, произвела на нас неизгладимое впечатление. Такое ощущение, что до работы в медучреждении она трудилась в колонии. Но моему папаше даже полезно общаться с такими персонажами.

— Исчезни уже и не отвлекай, — напяливает на нос очки.

Усмехаюсь. Сколько раз я слышал в детстве эту фразу — не сосчитать.

Выхожу из палаты. Беркут стоит и глазеет на стену, точнее на информационный плакат. Изучает строение костей в человеческом организме.

Задрот…

— Пошли, доходной.

Направляюсь прямо по коридору.

— Че у тебя с медсестрой какие-то шуры-муры? — догоняет и пристраивается слева.

— Чего?

— Она так откровенно пялилась на тебя, — толкает локтем в бок.

— Не выдумывай, кретин.

— А че?

Вот же чекало картонное…

— Хотя ты прав. Твоя разукрашенная физиономия не особо располагает к близкому знакомству, — замечает многозначительно.