Иду посмотреть. Любопытства ради.

Представляю, как расстроится Филатова, когда узнает, что оказалась права. Даже думать не хочу о том, что придется рассказать ей правду. Смолчать ведь будет нечестно…

— О, если не ошибаюсь. Много животных поступает, всех и не вспомнить толком, но ваш был потешный. Глазища на выкате. Ах да, и с полным комплектом документов. С родословной, с паспортом прививок. Такое встречается довольно редко…

Поднимаю взгляд и несколько секунд удивленно таращусь на фотографию.

— Вот это он, верно? — пищу не своим голосом.

— Ну вроде да.

— Спасибо большое! — устремляюсь к выходу и достаю телефон, чтобы набрать Беркутова.

Просто не может быть, чтобы мне так повезло!

Москва — огромный город, но как же, все-таки, тесен мир!

— Проходи, — моя бывшая одноклассница Сашка громко визжит. — Я так рада, что ты здесь, Арсеньева!

Неловко топчусь на пороге, но она принимается расстегивать молнию на моем пуховике.

— Разувайся, я чайник поставила и купила во французской пекарне эклеры. Такие, что пальчики оближешь!

— Да я ж на минутку, — смущенно на нее смотрю.

— Ага, ну щас прям. Сто лет не виделись! Давай-давай, быстро снимай сапоги.

Приходится подчиниться, потому что Харитонова явно настроена весьма решительно и отпускать меня не намерена.

— А где песик? — аккуратно ставлю ботинки в угол прихожей.

— Песик живет в другом месте. Мы с тобой чуть позже поедем его забирать.

— Ты тоже кому-то отдала его? — уточняю с сожалением.

— Пффф, вот еще! Просто Гномыч теперь живет с Илюхой. Папа мне тут такой армагеддец устроил. У него ж аллергия случилась. Кто знал, что так будет, — тараторит, пожимая плечами.

— Красиво у вас, — осматриваю хоромы Харитоновых и про себя присвистываю.

— Да это мама у нас — сорока, — отмахивается Сашка. — Любит повыпендриваться. Ну знаешь, чтобы гости повосхищались и повздыхали. Ах, итальянская плитка! Ах, венецианское стекло! Ковры, привезенные из ОАЭ, китайский фарфор. Нам сюда.

Проходим через гостиную. По тем самым коврам.

— Какие красивые! — останавливаюсь около встроенного в стену морского аквариума невероятной красоты.

— Ага. Батя, глядя на них, медитирует и снимает стресс, — хохотнув, рассказывает она.

— Такой большой, — зачарованно наблюдаю за обитателями подводного мира.

Яркие, разноцветные рыбки всех мастей стайками кружат вокруг коралловых рифов.

Загляденье!

— Вот этих губастеньких люблю больше всех, — постукивает ноготочками по стеклу.

— Забавные.

— Ладно, идем, Дашка. Выпечка стынет.

Следую за бывшей одноклассницей и вскоре мы оказываемся на кухне: светлой, стильной и просторной.

— Садись, сейчас угощать тебя буду.

— Да не надо, Саш.

Но рыжая принимается суетливо хлопотать и уже пару минут спустя все готово к чаепитию.

— Только это, Даш, насчет собаки, — она присаживается напротив и ставит передо мной чашку, украшенную кристаллами сваровски, — я прониклась историей той одинокой бабуленции, но Гномыча отдать не готова. Повидаться можно, я не против, однако вернуть не смогу. Он же как сыночек нам!

— Я думаю, для Марии Сергеевны главное — это знать, что с Алонсо все хорошо.

— Ну и кличка, хоспаде! — закатывает глаза и хихикает.

Неотрывно гипнотизирую взглядом картину, висящую на стене. На ней изображена рыжеволосая Сашка, сидящая в поле посреди ромашек. Солнце ласкает нежную кожу, покрытую россыпью веснушек. Глаза блестят. На губах играет улыбка. И вся она, словно светится изнутри…

— Его, да, — не спрашивая, подтверждает мои предположения. — Я забрала картину, хотя изначально она предназначалась не мне. Ян отдал ее Илье. Незадолго до того…. как все случилось.

Под ребрами снова нестерпимо болит.

Смотрим друг на друга какое-то время, и она первой опускает глаза.

— Ты в курсе, да? — поглаживаю дорогой фарфор дрожащими пальцами.

— В курсе конечно. Во-первых, отец давно работает в органах, а во-вторых, Абрамов-старший, собственной персоной, приезжал недели три тому назад. Да-да. Не удивляйся. Они с батей вроде как по разные стороны баррикад, но дружескую связь поддерживают уже много лет.

— Ясно. Получается, что ты обо всем знаешь?