И пусть я бормотала всё это сквозь зубы, скорее себе, не по годам острый Нянькин слух уловил каждое слово.

— Больно ты разнервничалась, вот что я скажу. Выкинь всё это из головы. Северяне и столичных магов давно не любят. Они и до мятежа с ними не сильно ладили. Просто тогда-то до этого никому особого дела не было. Промеж собой свои распри улаживали.

Я кивнула, переставив местами настой от кашля с полупустой баночкой мятной мази. Надо бы взяться за приготовление новой.

— Просто… сама знаешь, чем грозит их долгий постой. Не верю я в то, что нам удастся всё от них утаить. А этот Эревин говорил так, будто знал, что в чём-то мы ему да лжём. Чую я его, Няня, сердцем чую.

Я отвернулась от полочек, прислонилась к буфету и потёрла предплечья. На этот раз привычный ритуал почему-то не помогал. Внутри росло предчувствие того, что прежней моя жизнь больше никогда не будет.

Тусенна смотрела на меня с сочувствием. И от этого на душе становилось ещё гаже и тревожнее.

— Ты о своих волнуешься?

Я сжала губы, кивнула. Весь день гнала от себя мысли о родне, но в ночную пору гнать от себя дурное куда сложнее.

Ивка тихонько возилась у печки, не влезая в разговор. Она умела безошибочно различать ситуации, в которых, знала, стоило обратиться невидимкой.

— Девочка моя, — Нянька покачала головой. — В этом я обещать тебе ничего не могу. Да и ты сделала всё от тебя зависевшее. Твои-то понимают, что сейчас вести себя нужно ещё осторожнее, но ты сердце себе понапрасну не рви. Сходи к ним завтра, проведай. Поговори. И если нужно, отнеси им настоя с чёрным корнем.

Я снова кивнула. К горлу ни с того ни с сего подкатил ком. Ну вот ещё! Надо же, как меня этот день вымотал…

— А мы с тобой на днях свои запасы-то переберём и ещё наделаем, — уже веселее продолжила Нянька. — И всё обойдётся, вот увидишь.

— Там и мази мятной осталось всего ничего, и… Знаешь, не думала, что мы так быстро и легко у них в услужении окажемся.

Нянька, сбитая с толку таким крутым поворотом в разговоре, подняла брови. А я снова вспомнила, с каким довольным видом она встретила слова северянина о том, что он предпочитает руки ворожей. И щёки совершенно ни с чего снова потеплели от прилившей крови.

— Ну… Вот попросил этот Эревин себе в лекари ворожей, а Солоп так и расстелился. Да и мы… Не слишком ли быстро поступаемся своими законами? К нам имперцы только на порог, а мы уж и угодить им рады.

Нянька смешно собрала губы в утиную гузку — притворилась, что задумалась. Но ответ-то, я ручалась, она знала давно.

— Громкие слова находишь. Мы пока ничем не поступаемся и законов никаких не нарушаем. Смотри на это проще. Он хитёр, а мы хитрее. Он — камень, мы — водичка. Легче тут и там уступить, обтечь потихоньку этот камень и сделать по-своему.

Мой озадаченный вид её рассмешил, а потом Тусенна сказала то, что моментально заставило меня вспомнить, почему иные в Тахтаре и даже за его пределами, в поселениях Предхолмья, называли её госпожой Чертовкой.

— Ты-то помни, что генерал тебя до тела своего допустил. И весь свой отряд нашим рукам вверил. Почти три десятка отборных вояк. И если эти вояки чего дурного вздумают, неужели же мы, как следует потумкав, не придумаем, как бы их утихомирить?

Н-да… слышали бы нас сейчас северные гости.

Только про Эревина она верно сказала — он хитёр. И не думается мне, что настаивал он на заботе ворожей, совсем не подумав о том, что они небезвредны.

— Это нужно очень сильно постараться, чтобы утихомирить их и не ждать потом в гости их собратьев, — пробурчала я.

Ивка уже какое-то время слушала нас раззявив рот. Тусенна подмигнула ей и возразила:

— Ну, генерал-то сам сказал, что не на отдых сюда прибыл. А на охоте чего только не случается…

Кузнецова дочка прикрыла рот рукой, заставив нас обеих прыснуть со смеху. Вот только посмотрите, заговорщицы-мятежницы почище Баронов. Имперцы и полного дня у нас не пробыли, а у кровожадных южных ворожей на уме расправа.

Нянька успокоила девчонку, заверив, что бунт у нас пока что шуточный.

Но… может, и не зря они нас у себя на севере называли ведьмами…

* * *

Трудный день полагалось закончить достойной наградой себе за труды. От купания я ни за что бы не отказалась — во-первых, Няньке стоило как следует погреть после собрания старые кости, во-вторых, мне это требовалось не меньше. Заодно купание успокоит растрёпанные нервы.

Я схватилась за амулет — нанизанные на шнурок речные жемчужины тихонько заклекотали. Схватилась и вдруг замерла. Камень под моими пальцами привычно нагревался, отзываясь на забившуюся в пальцах магию.