Шрифт:
Кажется, я умирала.
Глава 58
Сверху накатила волна удушающей, всепоглощающей темноты, и я забарахталась в ней, будто попавшая в вязкий сироп глупая мушка. А всего-то и нужно — перестать сопротивляться, отпустить и наконец-то обрести покой. Может быть, так и стоит сдела…
— Веле… лена! Велена!
В самом центре тела, в далёкой его глубине что-то кольнуло. Та самая искорка. Нет, не дар — он-то упрямо молчал — что-то другое. Искорка билась, пульсировала, словно в припадке, рвалась из меня куда-то наружу. Куда-то, к кому-то… Туда, где…
Меня схватили за плечи, приподняли с земли.
— Велена, не смей!
Ну, конечно, конечно, конечно… Он просто так не отпустит. Ведь он меня предупреждал.
Захотелось вдохнуть, что-то сказать, но нас вместе с искоркой тут же накрыло лавиной обжигающей боли. Я зашипела сквозь стиснутые зубы. Тьма вокруг меня заколыхалась, но руки держали крепко. Они единственные и удерживали меня от падения, не отдавали меня голодному нечто, таившемуся в этой страшной темноте.
Но он не смог бы удерживать меня вечно. Я ускользала. Всё внутри замирало, мертвело, а искорка уже едва тлела.
Я ещё могла слышать, как затрещала вспоротая ткань платья, и ощущать, как что-то приложили к ране в боку.
Не поможет, не поможет.
Надо мной носились обрывки фраз, рычание и чей-то нечеловеческий вой. Ирнар… расправлялись с Ирнаром.
— Велена! Ты меня слышишь?
Ах, если бы Нянька оказалась рядом. Она смогла бы, она что-нибудь придумала бы.
В рот мне внезапно хлынула горькая жидкость, и я содрогнулась. Тело насквозь прошило раскалёнными иглами.
— Велена! — рычал он мне на ухо. — Только посмей! Только посмей сбежать от меня, упрямая ведьма!
Знал бы он, как я не хочу. Я осталась бы, если бы смогла. Но я не могу. Дар утерян, он…
Печать! Все боги… печать!
Искорка, словно почуяв, снова кольнула — теперь уже в самое сердце. Тьма всколыхнулась и будто бы отступила.
Набраться бы, сил, разлепить непослушные губы.
Ну давай же, Велена, хоть себе докажи, что на что-то способна даже без дара.
Я отпустила вокруг себя всё — звуки и запахи, чувства и ощущения, отодвинулась и затаилась. Только искра — невидимая, но ощутимая. Я будто свернулась вокруг этой колкой звёздочки, как кошка в клубочек, только бы столь же невидимый ветер задуть её не успел, не погасил драгоценную.
Вот она — колкая, жгучая, стойкая. Вцепилась в меня, не отпускает. Чую её, но не дотянуться. Только знаю: пока она здесь, я держусь. И я не отпускаю. Как и не отпускают меня сильные, крепкие руки.
Он ведь там, наверху. Нужно лишь дотянуться. Я обязана дотянуться.
— Пе… чать, — пытаюсь произнести, но губы едва шевелятся.
Чую — дёргается, хватка на плечах крепнет. Пальцы так и впиваются в мою кожу. Их я тоже чую, а ведь думала, что уже не смогу.
— Пе… чать… Ир… на… ра.
Каждый слог — целый подвиг. В груди жжёт всё сильнее. И всё тяжелее отвоёвывать для себя воздух у темноты.
Он что-то выкрикивает. Отрывисто, властно… Снова вой, по ногам моим бьёт что-то мягкое и упругое — хвост! Тоже чую? Или горячечный бред? Что реальность, а что мне уже просто чудится?
— Что… Велена? Что… делать?.. Вот она… что…
— У… нич… тожь…
Я не знаю, как заставить артефакт перестать действовать. Вернейший способ — расправиться с ним. Но это печать… кусок неизвестного мне металла. Как они его уничтожат?
А искорка между тем всё-таки гасла. По-прежнему сопротивлялась, царапала тьму своим светом, но всё же слабее, чем раньше.
Я таяла вместе с ней. Медленно, но неумолимо.
Мир постепенно затихал, и звуки вновь отдалялись.
И… а-а-а-ах!
На меня обрушился звенящий гром. Раз! Два! Три! Что-то с грохотом вбивалось в землю и отдавалось в теле, заставляя вспомнить о боли.
Раз! Два! Три!
Кричать я не могла, и едва-едва раскрывала рот, глотая остатки воздуха.
И тут… и тут вспыхнуло, рвануло, разнеслось!
Ш-ш-ш-ша-а-ах!
Тьма взорвалась мириадами клочков, пожираемых голодным жаром. Он хлынул в моё тело, выворачивая наизнанку.
Я выла, кажется, страшнее, чем задранный Ирнар.
Пылающие языки взмывали на недосягаемую высоту, потоки жара смывали всё, вытравливая из меня эмоции и мысли.
Я горела изнутри. И обновлялась. Спасительный жар запаивал, латал растёрзанную плоть, останавливал кровь, накачивал силой.
И страшная боль отступала.