Шрифт:
— Вот и мне интересно. Он-то северный медведь, ты — лесная кошка. А ведёте себя как барашки.
— Б-барашки? — моргнула я.
— Ну! Упрямые и глупые.
— Ой, Няня! — я отряхнула руки и потопала прочь из кухни.
— Эй, а пироги кто будет лепить?
— Вернусь — налеплю, — бросила я на ходу. — Перебирай свои ягоды!
Выскочив из сеней, я подставила тёплому летнему ветерку разгорячённое лицо. Да что же она в меня вцепилась? Зачем растравливает и без того кровоточащую рану?
Две недели забот и хлопот. Две недели неустанных трудов. Две недели бессонных ночей, проведённых едва не в горячке.
Доставив меня из лесу, Арес Эревин просто исчез. Нет, он, конечно же, никуда не девался — с головой погрузился в дела, но за всё это время я видела его лишь мельком. На общих собраниях у головы и случайно в городе.
Будто его подменили. Будто из его памяти напрочь стёрлось всё, что нам вместе пришлось пережить.
Несколько раз я проходила мимо гостиного дома, когда ходила к отцу и братьям. И если мне удавалось застать где-то поблизости Эревина, он, как правило, всегда был в окружении своих солдат. Все приветствовали меня и улыбались. Он отвечал мне скупым кивком и не менее скупым приветствием.
— Добрый день, госпожа ворожея.
Госпожа ворожея! Чтоб тебя…
Поначалу я недоумевала и, чего греха таить, несколько раз порывалась нанести ему визит. Но каждый раз останавливала гордость. А потом стало поздно — я разозлилась.
Вот значит, как. Недолговечные у имперцев, стало быть, привязанности. Правду говорят — кровь у северян холодная, рыбья!
И раз он так порешил, то и нечего ему глаза мозолить, навязываться. Он всем продемонстрировал свои благородство и широту души — спас разнесчастную девицу от верной смерти и умыл руки.
Что ж, навеки благодарна. Думаю, он это знает. Квиты.
Я прошлась туда-сюда перед крыльцом, успокаивая разболевшееся сердце. Надо бы возвращаться в дом, к пирогам…
— Госпожа ворожея!
Я даже вздрогнула. Надо же так погрузиться в свои переживания, что не заметить гостя. К дому шагал северянин Алексис.
Сердце невольно дрогнуло — до того серьёзным выглядел воин.
— Добрый день, Алексис. Что-то стряслось?
Он остановился в нескольких шагах от меня, мотнул головой.
— Нет, ничего. Я к вам по поручению генерала.
Вот, значит, как… Самому генералу, конечно же, некогда.
— И что это за поручение?
Алексис впервые на моей памяти выглядел смущённым.
— Генерал просил передать, что мы отбываем. На днях. И ещё просил передать вам это. Вот.
Только сейчас я увидела, что в руке его был небольшой, легко помещавшийся в ладони квадратный конверт, запечатанный бурым воском.
— Отбываете? — кажется, смысл этого слова не сразу до меня дошёл. — Отбываете куда?
Солдат кашлянул.
— В Столицу, госпожа ворожея. Мы уходим из Тахтара. Возвращаемся домой.
Глава 60
Не думала я, что посетить гостиный дом во второй раз мне придётся в таких обстоятельствах. Я пронеслась по двору, скомкав в руках подол и едва отвечая на приветствия встречавшихся мне на пути солдат. Алексис наверняка шагал позади, но не предпринимал никаких попыток мне помешать. Предусмотрительный парень.
Я влетела в общую залу, и у меня за спиной хлопнула дверь, отрезая от внешнего мира. Предусмотрительный и смышлёный.
Генерал Эревин, одетый лишь в рубаху и штаны, стоял в дальнем углу обширной залы, у стола рядом с окном, изучая какие-то бумаги. Он обернулся на звук и увидел меня. Не глядя бросил бумаги на стол, выпрямился. Из-за распахнутой на груди рубахи выглядывала массивная цепь, с которой свисал кулон в виде оскаленной медвежьей морды. Никогда его прежде не видела.
Генерал следил, как я приближаюсь. Брови нахмурены. Челюсти сжаты, на тяжёлом подбородке и щеках пробилась щетина, под глазами тени, словно от постоянного недосыпа. Но эти мелочи, к моему большому сожалению, его совершенно не портили. Скорее наоборот.
Дура ты дура, Велена…
— Добрый день, генерал Эревин, — я застыла в нескольких шагах от него, даже себе не решая признаться, что его сумрачный вид слегка охладил мой праведный гнев.
— Добрый день, госпожа ворожея, — ровно, спокойно, без тени волнения.
Во рту пересохло.
— Не помешала?
— У вас что-нибудь важное?
Нет, вы посмотрите, каков! Руки сами сжались в кулаки, пальцы безнадёжно скомкали так и не раскрытое послание.
А в груди-то, в груди всё так ходуном и ходило.