Оставшись один, Помпеян засел за письмо Марку Антонину, решив отправить полученные сведения лично в руки цезаря. В конце концов, Ангус тоже является частью их общего с покойным императором Антонином Благочестивым плана. Пусть узнает, что смелый дальновидный замысел начал приносить осязаемые плоды. Наклонив голову с узким лбом, он выводил буквы на восковой доске, тщательно подбирая слова, на случай если послание попадет к чужакам.

Говоря о силе, могуществе и влиянии молодого вождя Балломара, Ангус не кривил душой. Он несколько раз виделся с ним и, хотя кельты отличались от германцев – у них была религия друидов, другие боги, отличные от Одина и его сына Тора, – все же, им оказалось проще найти общий язык с коренными жителями северных лесов. К тому же, и само племя маркоманнов возникло при объединении германцев с кельтами. Это было давно, когда во главе варваров стояли легендарные Арминий и Маробод27.

Римляне, по сравнению с германцами, выглядели слишком изнеженными, чересчур кичились своей образованностью и величием. А ведь оно уже в прошлом. Величие империи надо поддерживать жесткой силовой политикой. Надо угрожать соседям, пугать их легионами, принуждать жить по своим правилам. Ничего этого Рим не делал после Траяна.

Рыжий Ангус понравился Балломару. Он слышал, что британских кельтов переселили на западные территории к реке Некер, но с ними ни разу не сталкивался. Когда Ангус предстал перед белокурым гигантом, тот спросил:

– Что привело тебя к маркоманнам, Ангус из племени вотадинов? Не зарится ли твое племя на наши земли?

– Нет, нам хватает того, что дали римляне, – ответил, осматриваясь, Ангус.

Маркоманны и квады, земли которых он прошел, были самыми развитыми племенами среди германцев. Они жили в каменных домах, засаживали поля пшеницей и другими культурами, научившись у римлян их возделывать. Они промышляли торговлей с разными народами, населявшими империю. Ближайшим таким центром для них был богатый город Аквилея, через который с северного моря они везли янтарь на юг.

Остальные племена занимались лишь скотоводством. Многие из них жили в неглубоких землянках, прикрытых сверху только ветками деревьев, одевались в грубые шкуры убитых зверей.

– Я сам по себе, – продолжил Ангус. – Ищу племя, которое меня примет.

Он стоял, широко расставив ноги, положив ладонь на рукоять кинжала, показывая всем видом достоинство и независимость. Он вольная птица, может улететь, когда захочет и куда захочет.

– Что же ты натворил?

Глаза белокурого вождя пытливо смотрели на кельта. Хотя Балломар и был молод, и ни одна морщина еще не порезала его лицо, Ангусу он показался хитрым и проницательным. С таким надо было держать ухо востро.

– Я убил жениха девушки, которая мне нравилась, а за нее уже заплатили скотом ее семье. Вот старейшины меня и изгнали.

– Ты нарушил законы племени. Это нехорошо!

Балломар поднялся во весь огромный рост, подошел вплотную к Ангусу.

– Но… Я сам сделал когда-то точно также, раскроил череп сопернику, и теперь та девушка – моя жена. Племя меня не отвергло, наоборот, я стал вождем. Мы можем принять тебя, вижу, ты будешь хорошим воином. А жену ты найдешь здесь, только… – Он сделал паузу, – поклянешься Одином, что не предашь. У тебя есть кельтские боги, но ты поклянешься перед нашими.

Предложение Балломара Ангуса устраивало. Он как раз хотел остановиться у маркоманнов, являвшихся самым большим племенем среди других одиннадцати, граничащих с римскими провинциями называвшимися верхней и нижней Паннонией. И не потому, что намеревался выполнить приказ Рима, получить за это мзду. Ангус всегда чувствовал себя чужим среди римлян, как чуждым для них было и его племя вотадинов.

И он остался.

В жены ему дали одну из родственниц вождя, молодую девушку по имени Сигилд, выделили землю, помогли отстроить дом. Балломар проявил такую доброту и великодушие к Ангусу, что у последнего стали закрадываться разные мысли.

Для чего он служит римлянам? Что они могут дать из того, чего не дал Балломар? Земля и жена у него есть. Деньги? Этот высокий маркоманн – удачливый вождь, пару набегов и он, Ангус, станет богаче, чем обещали римляне. Германцы, хоть и не кельты, но народ близкий по духу, почти свой для него. А когда родятся их общие с Сигилд дети, то никто не различит в них вотадина или маркоманна.

Через несколько месяцев, узнав, что жена забеременела, Ангус решил отправился к Балломару и обо всем рассказать. Однако в последнюю минуту он передумал. Чутье подсказывало выждать еще немного: день, неделю, месяц. Может быть после родов Сигилд?

Но Балломар сам позвал его. Он сидел в зале большого дома, который не мог бы сравниться с римскими виллами и дворцами по размаху и роскоши отделки – простой и деревянный, он показалось бы римлянам домом торговца-вольноотпущенника средней руки. Однако для маркоманнов это был настоящий дворец с несколькими спальнями, большой трапезной и залом с особым креслом, в который мог усаживаться только вождь.

Вдоль стен этого зала были расставлены скамьи, где уселись ближайшие соратники Балломара, главы более мелких племен и родов.