— Ясно. Неоперабельная, да?

— Терминальная стадия.

— Врачи что сказали?

— Увезли в реанимацию. Говорят — ожидаемо было. Ничего не поделать.

Выруливаю со стоянки на дорогу. Плотно… Твою мать! Успеть бы вернуться еще. Смотрю на часы…

— Сестра как?

— Молчит.

— Ты рядом будь, понял? Я приеду сейчас.

Отписываюсь Регине, что не успею на встречу.

Регина: «И что мне делать?»

Демид: «Звони отцу. Пусть подъедет, пообщается».

Регина: «Он не владеет полностью ситуацией».

Демид: «Ты владеешь! Давай, Регина, до связи. У меня трешак тут. Я обязан быть».

Через минут сорок подъезжаю к больнице. В коридоре вижу Злату в белом запахнутом халатике. Говорит с врачом. Замедляя шаг, останавливаюсь за ее спиной.

— Будем следить за состоянием, — заканчивает врач. — Но он просил в случае смерти мозга на аппарате не держать.

— Я знаю. Спасибо.

Отвожу её на крыльцо. Глаза блестят, но слёз уже нет. Мы молча стоим, рассматривая задумчиво кроны деревьев.

— Пришёл в себя?

— Нет… — вяло. — На аппарате жизнеобеспечения. Сам не дышит.

— Наверное, я должен какие-то слова утешения сказать. «Не переживай», всё такое. Но я не буду. И когда будет умирать бабушка, я в морду дам тому, кто попробует сказать мне, чтобы я не переживал.

— Да.

— Но мне очень жаль. Как оформлены сейчас документы на прииск?

— Зачем Вам? — выпускает она колючки. — Это Тихона прииск!

— Затем, что Дагиев будет искать момент, Злата, вашей с Тихоном максимальной уязвимости. И он кажется настал. Если бы я хотел провернуть что-то, я бы делал это сейчас. Когда Иван Михайлович уже никак не влияет, а Тихон еще не вступил в права наследования…

— Нечего там захватывать! — болезненно перебивает меня. — Все золото, что там было — на моем счету.

— Я на идиота похож?

— Нет… — опускает взгляд.

— Может, Дагиев похож на идиота?

Отворачивается.

— Как оформлены документы?

— Я не разбираюсь.

— Покажи.

— Нет. Они в ячейке. Я их ни за что оттуда не достану.

— Они же, Злата, проверят породу.

— Там шахта обвалилась. Охрана стоит. Как они проверят?

— Ладно… — глажу пальцами по плечу через халатик. — Собирайте сегодня вещи и, давайте, под нашу защиту. Не дай бог что-то… Скажу, чтобы приготовили комнаты.

Мы стоим еще несколько минут молча.

— Мне ехать нужно. На встречу уже полчаса как опоздал…

— Зачем приезжали тогда? Решили бы всё по телефону.

— Кто-то должен приехать когда такое случается. Когда мне будет так плохо, я надеюсь, что приедешь ты.

Надо идти. Но я продолжаю стоять рядом с ней. Не могу уйти. Страшно их оставлять.

— Что за мужик? — киваю на не спускающего с нас глаз быка.

— Охранник наш.

— Один?

— Да.

— Ладно, хрен с ним. Подождут дела. Потом разрулю. Забирай Тихона, поехали вещи собирать. Один — это мало.

— Сейчас?! — жалобно.

— Да.

— Я еще ничего не решила! — с надрывом.

— Дурочка ты. Дагиев как поймёт, что дарственная твоя в силу вступила, а ты еще девочка свободная, приставит Тихому ствол в башне, и ты его женой станешь, а не моей. Дед же дарственной оформил, чтобы ты наследство полгода не ждала? И в силу дарственная вступает либо сразу после его смерти, либо после твоей свадьбы, так?

— Да! — срывается ее голос.

— Бери Тихона, поехали.

Прикасаюсь на автомате к стволу под пиджаком, проверяя со мной ли он. Ох, рано, Иван Михайлович ушёл. Пары дней свадьбы не дождался. Не верится мне, что в себя уже придёт. Грустная будет у нас свадьба, золотая девочка. Грустная и поспешная.

Злата с Тихоном собираются. Я брожу по дому, заглядывая в комнаты. Закрываю окна, перекрываю вентили в санузлах. Потому что подвал закрыт, а они не могут найти ключ. Позже мы со всем разберёмся.

Слышу — ругаются. Выглядываю в коридор, их комнаты напротив. И они между ними.

— Положи, где взял!

— Нет!

— Это деда вещь.

— Ему уже не нужна. А нам пригодится.

— Совсем уже?! Я замуж выхожу чтобы не пригодился! Отдай!

— Что происходит?

Замирают, как дети застигнутые врасплох. Ну или не «как»…