В глазах матери вместе с болью и тревогой, сыну виделось и другое, что на самом деле она знает: всё случившееся в ту ночь – правда, но, желая оградить сына от этих знаний, кутает его в кокон лжи, обернутый блестящим, но все же липовым фантиком заботы.

В этот год видения усилились, став гораздо ярче и интенсивнее. Порою, проходя мимо зеркала мальчику казалось, что по ту сторону стекла вовсе не его отражение. Он зажмуривался или же старался поменьше смотреть в обманчивую гладь. Один раз даже показалось, что в зеркале на миг появилась и сразу исчезла Берегиня.

Но такой яркий сон приснился впервые.

– Привидится же! – зевая, Ратибор озирался по сторонам, пытаясь убедиться, что проснулся в своей комнате, на собственной кровати. – Уф! – выдохнув, мальчик расслабился и упал на подушку, желая поскорее заснуть.

Но как только мягкость перьев, которыми подушка была набита, приняла затылок сонного ребенка, его словно захлестнуло волной. Подрагивая, всеми струнами души ощущая, что это не сон, Ратибор довольно четко, во всех мелких деталях вспомнил, что ему привиделось перед этим неожиданным пробуждением. Воспоминание оживало, наполняясь красками и звуками.

Чад пепелища едва расступился, и сквозь мглу, которую даже лучи Хорса не в силах одолеть, вышел он. Горделиво. Надменно. Угрожающе пыша паром, он предстал во всей красе. Ужас во плоти, древняя легенда, пожиратель дев и губитель мужей.

У мальчика задрожали коленки. Ратибор узнал Горыныча. Как не узнать? А Змей опознал давнишнего противника, которого не смог захватить там, на поляне с живой и мертвой водой, у старой заброшенной капи Велеса. Самое поразительное, что ящер не только узнал, но и не был особо удивлен, хотя как это понять у огромной рептилии, не ясно.

Был легко угадан и Калинов мост – перепутье дня и ночи, граница жизни, вход в царство Чернобога. Хотя воочию мальчик его ни разу не видел. Немало витязей сложило здесь головы – выжженная земля щедро усеяна черепами.

Когда показалось, что всё, некому защитить его от Змея, перед Ратибором, преградив чудищу дорогу, встал воин. Меч, щит и алый плащ – все, что сумел разобрать ребенок.

А ещё прозвучали обжигающие сердце слова. Они звучали неспешно, нараспев, но напористо и властно, словно их нашептывал сам ветер:

Дрожит весь мир

под страшной поступью Дракона,

Лишь видно очертанье в полумгле…

Калинов мост – на грани веры, жизни и закона!

Не дать пройти врагу к Родной своей Земле…

Не дай испить с отцовской чаши,

Руби отважно, рьяно, но не сгоряча.

Лихая смерть в бою – для воина всех краше,

Стекает время с острия меча 1 .

Затем он проснулся.

– Дела-а… – Ратибор снова выдохнул, отгоняя тревожные мысли. И натянул одеяло до самого носа, словно оно могло уберечь от опасности.

До жути хотелось спать. Ватная голова тонула в подушке. Напала зевота, не желавшая легко отступать от беспомощной жертвы.

– Баю-баю-ю-ю – мальчик сладко открыл рот, расслабился, успокаиваясь. – Бай – Но тотчас подскочил, как ужаленный, вспомнив, при каких обстоятельствах в прошлый раз

он произносил эту детскую считалочку и что случилось следом.

Ноги похолодели, сердце забилось сильнее, готовясь выпрыгнуть из груди: в коридоре послышался шорох. И не понять, в реальности или в воображении напуганного ребенка эти звуки стали складываться в зловещее «Чую-чую…». Обдало холодным потом. Навалилась паника, вцепившись острыми когтями, парализуя и заставляя сильнее вжиматься в кровать, нежели сделать пусть даже тщетную, но все же попытку освободиться от этого.

Скрипнула дверь в комнату. Ратибор, приходя в себя, все же нашел силы посмотреть в ту сторону. «Неужели кто-то из навьих посмел? Я же правнук самого Кащея!» – Неожиданная мысль подбодрила его. С ворохом воспоминаний пришла уверенность в себе, и боевой азарт. «Трусить в собственном доме? После всех злоключений на тропах Нави?! Дудки!» – даже не замечая, чьими словами он говорит, мальчик вскочил, отбрасывая одеяло, и выставил кулачки в сторону двери.

Неожиданно что-то мягкое и пушистое уткнулось в ноги.