— Нет.

Школяр непонимающе моргнул:

— Почему?

— В доме светлой чародейки не будет висеть портрет ведьмы. И даже прислоненный к стене не будет стоять.

С ошеломленной миной Нильс перевернул картину и, вытянув губы трубочкой, определенно взглянул на нее другими глазами.

— А я-то думаю, что за странная мазня? — протянул он. — Зачем людям украшать стену черным квадратом?

— Прямоугольником.

— В смысле? — Он непонимающе посмотрел в мою сторону.

— У тебя еще и с геометрией проблема… — пробормотала я на выдохе и все-таки опрокинула в себя чашку с настойкой.

Мятный алкоголь прокатился по горлу ледяной волной, но в желудок упал обжигающим комом.

— Учитель, — осторожно вымолвил Нильс, — вы бы подождали с хмелем на пустой желудок. Мы сейчас закончим обживаться, и я супчик сварганю или яичко сварю. А хотите супчик с яичком?

Под гнетом тяжелого предупреждающего взгляда он замялся и выпалил, выглядывая из-за портрета:

— Это верховный решил перенести мебель. Я его уверял, что прекрасно посплю на полу, а он сказал, что на полу спят только собаки. Клянусь, я был против.

— А диван затаскивал с большим воодушевлением, — с иронией припомнила подробности бодрого переезда дивана в пустую комнату на втором этаже.

— Но я же лучше, чем собака, — растерялся Нильс.

Я бросила взгляд на Йосика. Призрачный пес смертельно устал от суеты и теперь дремал возле стены. В общем, был самой обычной табуреткой. Хоть сейчас усаживайся в кресло и пристраивай на него ноги.

— Могу поспорить, но слишком устала, — вымолвила я и кивнула: — Иди и верни мазню на место.

Он послушно двинулся на улицу, но неожиданно вернулся, вновь перекрыв дверной проем злосчастным портретом. Клянусь, я могла различить, как ведьма Матильда, спрятанная в темноте, скривила губы в издевательской ухмылке.

— Учитель. Я что подумал…

— Нильс, ты можешь на пару минут прекратить думать и просто вынести портрет?

— Могу, конечно, но коль такое дело… В комнату уже поместилось столько мебели. Может, и мой сундук войдет? Вместо тех, что стояли.

— Сто-я-ли? — по слогам уточнила я.

— Мы их вытащили в коридор, — пояснил он. — Что скажете?

— Нет.

— Ладно… Спросить уже нельзя… — заворчал он, снова бочком перемещаясь к выходу.

Я попыталась представить себя спокойной гладью мертвого озера. Глаз дергался, по потолку ходили, и фантазия отказывалась работать. По крайней мере, без мятной настойки. Только налила в чашечку очередную порцию, как с улицы донесся панический вопль Нильса:

— Спа-си-те.

— Вы дадите мне мирно надраться, демоны? — тяжело вздохнула я.

— Учитель, живое умертвие, — заверещал школяр. — Нет. Воскрешенное.

Насколько мне помнилось, Фентон сгрузил обездвиженного мертвеца под стеной дома, но школяр орал в огороде. Отставив бутылку с чашкой, я выглянула в окно и почувствовала, как меняюсь в лице.

Перепуганный Нильс отмахивался портретом от воскресшего Дюка. Должно быть, из-за наших с ведьмаком магических преображений, печать растаяла. Голодное умертвие набросилось на первого учуянного светлого мага.

— Проклятье.

Я выскочила из дома и быстро осмотрелась вокруг, пытаясь понять, как отвлечь внимание взбешенного монстра. У стены дома стояли прислоненные садовые инструменты. Схватила тяжелую лопату и бросилась на спасение нахлебника, теряя по дороге домашние туфли. В прямом смысле этих слов.

Одна туфля слетела и отскочила на лопнувшие во время темного ритуала плитки. Ногу в нее совала налету, неприятно заломив задник.

Между тем, вопящий фальцетом Нильс смирился, что отмахнуться от злобного умертвия не выйдет, и в панике выставил портрет острым краем. Дюк схватился за раму, и теперь они перетягивали картину, словно канат.

Рама разлетелась в щепки. Нильс шарахнулся назад, споткнулся о сломанные сучья, щедро засыпающие землю, и плюхнулся на филей. Мертвец определенно побеждал.

— Учитель, помогите, — бледный, как простыня, выкрикнул школяр.

Подскочив, я размахнулась лопатой. Целилась Дюку в голову, но получилось заехать только по плечу. Хрясь. От силы удара монстра отбросило в сторону.

Однако воскрешенные только на первый взгляд казались заторможенными и неповоротливыми. Почуяв добычу, в желании утолить голод они становились поразительно стремительными. Не успела я развернуться, как он с утробным рыком раскрыл ощеренный рот, выставил когтистые лапы и бросился в мою сторону.