Чудесно. Ко мне притащили незаконно поднятого мертвеца с фальшивым клеймом.

— А для чего притащил с собой? Расстаться не мог?

— Без любого из Хэдлеев было невозможно открыть тайник, но этот Хэдлей оказался последним.

Некоторое время я молчала, пытаясь собраться с мыслями, но в итоге сдалась:

— У меня нет слов… Хотя вру. Слов много, но воспитание не позволяет их произнести.

— Не стесняйся. — Фентон махнул рукой в приглашающем жесте.

— Достаточно того, что ты не стесняешься, — парировала я, и вдруг в голову пришла странная мысль: — А если за эти годы яйцо стухло?

— Сомневаюсь, что это возможно.

Ей-богу, из тухлых яиц не вылупляются даже цыплята. Разве что монструозные зомби-цыплята. Однажды я вылавливала в деревенском курятнике целый выводок. Скверное было приключение.

— Предлагаю резюмировать. — Я махнула полотенцем, отгоняя мрачное воспоминание, а заодно комаров. — Мы находим яйцо, выводим из него маленького дракона, и наша проблема решается?

— Таков мой единственный план, — согласился он. — Если бы я видел другой способ, как вернуть себе дар, никогда бы не завел этот разговор.

Справедливо.

— Ладно, Фентон Варлок, отыщем его. В конце концов, что мы теряем?

Не бежать же, право слово, к пресветлому за советом. Я не переживу подобного унижения и издохну следом за чувством собственного достоинства. В корчах.

— Эй, фея, — позвал меня ведьмак, когда я собралась вернуться в дом и, запершись в спальне, хорошенько осмыслить неожиданный поворот. — Коль, мы теперь партнеры, погреешь водички помыться? По-партнерски.

— Нет, — бросила я. — Мойся, партнер, в бочке и не смей соваться в мою ванную. Ведьмакам в нее вход воспрещен.

— Полотенце хоть отдай…

Нильс сидел в засаде. Когда я проходила под окном, предупредила громким голосом, чтобы наверняка расслышал:

— Ты делаешь вид, что ничего не знаешь, и не задаешь ни одного вопроса.

— Слушаюсь, учитель, — отозвался он из глубины кухни, но неожиданно вынырнул из оконного проема, едва не сбив горшок с геранью. — Мы будем высиживать дракона?

С тяжелым вздохом, я подняла голову и посмотрела она него. Школяр выглядел взволнованными и оживленным.

— Нильс, хочешь тебе доверим высиживать? Сядешь на яйцо и выведешь дракона. По-моему, бесценный опыт. Потом в резюме добавишь строчку "драко-няня". Или "няня-драк"? Как думаешь, что правильнее?

Что-то бормоча под нос, Нильс обиженно втянулся в окно.

— И вообще несмешная шутка, — крикнул он из глубины кухни.

— Да кто здесь шутил? — едва слышно хмыкнула я.

Ночь в сельской глуши всегда наступала враз: долго зрела, наполнялся глубокими тенями и сумерками, а потом накрывала непроглядной темнотой. Ни уличных фонарей, ни проблеска случайного огонька. Разве что холодным, строгим светом делилась луна. Она-то и заливала спальню, лишенную магических ламп.

Хотелось бы сказать, что дом был тих и окутан миром, но нет. За стеной то и дело похрапывал Нильс. Он заснул над письмом своей ненаглядной матушке, а потом с закрытыми глазами поднимался на второй этаж. Думала войти лбом в косяк, но укладывание прошло мирно, только в тишине скрипнул старый диван.

Я привела себя в порядок и, раскинув руки, рухнула спиной на кровать. Не успела расслабиться, как в дверь постучали. Фентон не спал. И другим не давал.

— Фея, дело есть.

— Сказать просто так не можешь?

— Без моей магии никак, — проговорил он.

Растерев лицо ладонями, я собрала волю в кулак и поднялась с манящей постели. В коридоре горел ночник, и после темноты, царящей в спальне, свет заставил прищуриваться. Подозреваю, со стороны лицо выглядело перекошенным.

Вытащенные из комнаты сундуки занимали добрую часть узкого пространства, и места нам с ведьмаком на двоих было маловато. Он вроде и не пытался приблизиться, а все равно стоял рядышком.

— Отправь письмо. — Фентон протянул исписанный лист плотной сероватой бумаги, явно выдранный из какого-то блокнота. — Попросил бы школяра, но надо лично в руки. Поможешь?

— Ладно, — согласилась я. — Говори, что делать.

Инструкции понял бы даже ребенок, хоть сколько-то знающий о принципе действия заклятий. Покончив с объяснениями, Фентон отдал письмо.

— Таните Эльбе.

Невольно я припомнила, с какой душевной болью он обвинял женщин в несговорчивости:

— Та самая упрямая девушка?

Он проигнорировал ироничное замечание и терпеливо пояснил, что мы тут пыхтим на общее благо:

— Нужно, чтобы она нашла и прислала записи Хэдлея. Он вел семейную летопись.