Харвич хихикнул, представив двух жутко скучающих инспекторов, шатающихся по отсекам крейсера Разведкорпуса, - а Ольшес мгновенно насторожился, но промолчал.

– Ну, чем порадуешь?
– спросил он.
– Что удалось узнать?

– В общем, ничего, - пожал плечами Харвич.
– Но было несколько странных эпизодов. Только я не думаю, что они имеют отношение к делам на этой планете. Скорее всего я просто приболел немножко.

– Рассказывай!
– потребовал Ольшес, падая обратно в кресло и широким жестом предлагая лейтенанту сесть напротив.
– И во всех подробностях!

И лейтенант рассказал. А потом добавил:

– И еще я уловил обрывок непонятного разговора о нежити в канализации.

Выслушав и это, Даниил Петрович углубился в размышления. Харвич молчал, не решаясь мешать работе инспекторской мысли.

Внезапно Ольшес вскочил, как подброшенный пружиной.

– Ладно, пошли, - сказал он.
– Где сейчас наши подопечные гуманоиды?

– Собирались пойти на дневной спектакль в театр.

– Где это?

Харвич показал на карте, где расположено нужное здание.

– Отлично, - сообщил Даниил Петрович.
– Сейчас и мы туда рванем. А они не встречались здесь с ученым негуманоидом? Его тоже надо отыскать.

– Нет, - покачал головой Винцент.
– Не упоминали.

– Ну, им займемся попозже. Пошли!

И они отправились на улицу. Харвич вдруг сообразил, что перед гостиницей стоит только его собственная "летучка", и тут же спросил:

– А ты что, без транспортных средств явился?

– Ну почему же, - усмехнулся инспектор.
– Просто моя штучка стоит на крыше. А номер я снял, как и ты, на верхнем этаже. Соображаешь?

Лейтенант немного удивился. Зачем такие меры предосторожности? Они ведь на мирной планете, здесь ничего плохого ни с кем не случалось... Хотя, конечно... Если учесть все обстоятельства - наверное, инспектор прав. Да и вообще ему виднее, что делать и как. Он специалист, а Харвич - всего лишь дилетант, случайно угодивший в сферу интересов Федеральной безопасности.

Через несколько минут они были уже у входа в театр. Это здание отличалось от окружающих. Конечно, оно тоже возвышалось над землей, но было всего лишь двухэтажным и опиралось не на обычные для Столицы изогнутые "ноги", а на нечто вроде увитых цветочными гирляндами толстенных змей. Харвичу показался очень странным вид висящего в воздухе портика с колоннами и широкой полукруглой площадкой перед ним.

Посадив "летучку" на дорожку перед театром, Ольшес соскочил на землю и задрал голову вверх.

– Ну что, запрыгнем?
– весело сказал он.

Харвич прикинул, на какой высоте висела площадка - не меньше восьми метров... и озадаченно уставился на Даниила Петровича.

– Как это - запрыгнем?
– спросил он.

– А запросто!
– Ольшес примерился взглядом, раз-другой легко подскочил на месте - и вдруг очутился стоящим высоко над головой лейтенанта, на краю площадки. И тут же сбросил Харвичу невесть откуда взявшуюся тонкую бечеву с узелками.

– Карабкайся, малыш!
– радушно пригласил он.

И Харвич послушно полез наверх, по дороге думая о том, что же вообще представляют из себя инспектора-особисты? Ну, впрочем, ему же говорили, что Ольшес - личность из ряда вон...

Через несколько секунд лейтенант утвердился на ногах рядом с Даниилом Петровичем. Бечевка так же мгновенно, как появилась, исчезла в одном из карманов комбинезона инспектора Ольшеса, а Харвич, оглянувшись, увидел, что к ним, шелестя темными крыльями, уже направляются два остролицых швейцара в зеленых пиджаках с золотыми галунами. Оба радостно улыбались. Наверное, подумал Харвич, решили, что все гуманоиды такие же прыгучие, и им это, похоже, понравилось.

– Здравствуйте, здравствуйте!
– воскликнул инспектор.
– Можно нам поприсутствовать на представлении?

– Рады вас видеть!
– хором отрапортовали крыланы.
– Извольте сюда...

Землян проводили через обширный холл ко входу в зрительный зал. По дороге их перехватила старая мышь - тоже в униформе со множеством золотых галунов - и вручила две программки, отпечатанные на плотной меловой бумаге с золотым обрезом. Харвич мимоходом подумал, что летучие мыши, похоже, любят блеск, как земные сороки. Но потом их с Ольшесом усадили в широкие кресла, лейтенант взглянул на сцену - и все посторонние мысли тут же вылетели из молодой лейтенантской головы.

На сцене разворачивалась любовная драма.

Рукокрылая леди в бело-серебряном свободном хитоне, с широким жемчужным ожерельем,

почти терявшимся в тяжелых складках свисающей с шеи кожи, рыдала, заламывая руки, и ее светло-серые волосы каскадом падали на довольно красивое, на взгляд Харвича, лицо. Белые крылья дамы бессильно обвисли, и искренние страдания актрисы вызвали в зрительном зале бурю вздохов и всхлипов. Винцент с трудом оторвал взгляд от леди и посмотрел на ее партнера. О, это был типичный злодей-соблазнитель! Такого можно увидеть на сценах всех галактик. Правда, в жизни Харвичу ни разу не приходилось видеть подобного типа - ни в одной из галактик, - но от этого он не становился приятнее. Особенно не понравились Винценту тонкие, закрученные на концах усики под вытянутым мышиным носом... но лейтенанту не пришлось насладиться развитием драматических перипетий. Его бесцеремонно толкнул в бок острый локоть Даниила Петровича.