— Тогда почему ты не нашла себе кого-то слабого? — усмехнулся я, внимательно глядя в её зеленые, как и у меня, глаза.

Я унаследовал многое из того, что она умела и чем она была. Пожалуй, больше, чем у отца, и зачастую ненавидел себя за это. Но сегодня мне было… Даже весело.

Я сказал Ладе, что обману свою мать, но не говорил, что сделаю это сегодня. Слуги доложили, что Лада пошла с Сиарой на святое озеро, чтобы восполнить резерв, я же сразу отправился к матери. Коль уж моя жена согласилась, надо делать всё быстро. Потом будет поздно.

— Твой отец не был сильным, — рассмеялась королева, возвращая меня в реальность своим журчащим, как ручеек, смехом. — Он был просто эльфом, принявшим силу Тёмного Конклава, Дарренариэль. Человеческая мерзкая магия, которая настоящим эльфам никогда не была нужна! Вся твоя мощь унаследована от меня. Конечно, не важно, кем он был в прошлом и что за кровь течёт в его жилах. Ты станешь королём Светлых эльфов и продолжишь моё дело. Я устала тебя ловить, устала узнавать, что ты купаешься в любви этих ничтожных…

— Ты завидуешь, мама.

Она пожала плечами. Остановилась возле трона, провела ладонью по подлокотнику, стирая невидимую пыль. Потом улыбнулась, и на несколько секунд я даже увидел уставшую женщину, измученную этой жизнью. Но наваждение быстро схлынуло, и она вновь стала собой, жестокой, злой, опасной.

— Я победила.

— Ты победила, — пожал плечами я. — Видишь же, я вернулся. Больше не развлекаю толпу, больше некому меня любить. Женила ты меня силой, жена меня знать не хочет. Поклонники теперь увидят не любимого певца, а жестокого эльфийского короля, олицетворение дискриминации и презрения ко всем иным расам. Я потерял всё и хочу быстрее получить свою корону. Должен же этот символ позора наконец-то оказаться у меня на голове, правда?

Инсидарриэль вздохнула.

— Ты всё усложняешь, — протянула она. — Но, дорогой мой мальчик, я не соглашусь тебя отпустить и отменить клятву. Я же знаю, ты подталкиваешь меня к этому решению. Знай, этого не будет. Можешь даже не надеяться. Я всё же рассчитываю, что ты не настолько глуп и наивен, чтобы считать меня достаточно доброй, чтобы тебя отпустить?

— Разумеется, никаких наивных глупых надежд по этому поводу у меня нет.

— Вот и замечательно. Всегда знала, что ты у меня умничка, — рассмеялась королева. — В таком случае, приступим… Ты уверен, что хочешь провести коронацию по всем традициям эльфийского государства, а не так, как принято среди тех, кого ты так любишь?

— Среди нормальных рас, ты хотела сказать? Нет, мама, сейчас. Один на один. Колдуй.

Она усмехнулась. Королева Инсидарриэль чувствовала себя победительницей, и я позволял насладиться ей этими минутами. Пусть… Наверное, ей приятно ощущать себя настолько могучей…

Последние несколько минут.

Королева встала в самом центре тронного зала. Я остановился напротив неё. Мы оба не были облачены в стандартную для таких ритуалов одежду, белые хлопковые хламиды, которые мама ненавидела за бесформенность, а я — за цвет. Я был практически в сценическом костюме — чёрные брюки, высокие сапоги, тёмная рубашка. Она облачилась в тонкое белоснежное платье, и шелк плотно облегал стройную фигуру. Ещё сильнее похудела! Она считала это красивым, считала это своим преимуществом.

Болеет ведь. Между стройностью и худобой есть опасная грань, которую королева Инсидарриэль давно перешагнула. Но она всегда переоценивала возможности собственного организма и своё умение плести интриги. Неудивительно, что не бережет и собственное тело.

Она запрокинула голову и начала напевать заклинание. Это была магия древних эльфов, могучая и тесно переплетённая с природой. Руки королевы обхватило полупрозрачное плетение плюща. Вся её фигура тонула в фантомных цветах, что прорастали с её одежды, короны, белых кудрей. Она пела высоким голосом, призывая всю силу, которую одержала, и корона стала особенно материальной. Казалось, она была терном привязана к женскому лицу. Колючки впивались в нежную кожу, символизируя то, что корона — это и ответственность, и боль…

Королева запела громче. На одной из нот её голос сорвался, не способный выпеть все нужные ноты, а потом она резко увела партию вниз. Неумело, некрасиво, не пользуясь глубиной своего голоса, она произносила почти речитативом слова отречения. Плющ отпускал её руки, увял терн, осыпались лепестки цветов. Инсидарриэль не пала, но она была сломлена. В эту секунду магия освещала слабость её тела, кожу да кости, скрытые белыми шелками, усталость и заносчивость, гонор больной королевы, позабывшей о своем здоровье.

Она дрожащими руками сняла со своей головы корону и возложила мне её на голову. Я смотрел на мать и чувствовал, как зарождается в глубине души жалость. Чтобы завершить задуманное, мне через многое придется переступить, а готов ли я на это?

Мать всё же сломленная, утомленная своим правлением женщина. Эльфы и так терзают своё тело собственной дуростью, а она использовала ресурсы на самой грани. Теперь же что? Дождалась наследника…

Корона коснулась моей головы, и я почувствовал, как магия рода тяжестью ложится на мои плечи. Как воет стесняемая ею собственная сила, отнюдь не такая, как знает моя мать. Отец её любил, но не рассказал всей правды о своей силе. О том, почему он просил сына никогда не восходить на трон.