Сюда, в город Чудотворцев в это время съезжались все, кто мог. Те, кто был побогаче, селились в многочисленных гостевых домиках горного городка. Это было удивительно интересно: по узким мощёным улочкам взбираться до высоты птичьего полета и устраиваться в домишках из камней и глины с черепичными крышами, похожих на ласточкины гнёзда. К одним домам приделывали балкончики, рядом с другими хозяева умудрялись даже разбить маленькие садики. Только в городе Чудотворцев, карабкаясь по скалам, росли лианы ягодника. Его ствол плотно облепляли овальные ребристые плоды. По их цвету легко было определить, зрелые они или нет. Если плоды были бледно-розовыми, то их сердцевина выглядела навроде мокрого свалявшегося комка кошачьей шерсти и пахла тухлятиной. Зато, если сорвёшь лиловый, внутри тебя ждала сочная волокнистая пена, напоминавшая по вкусу сливочный бисквит. Но теперь из-за мглы, почти весь ягодник погиб. И это сделали визидарцы-ремесленники!

На скулах Хьюго заходили желваки.

…Однажды восьмилетний Хьюго уговорил отца снять на праздники в городе Чудотворцев жильё. На всю Медовую неделю Джеймс Итон Хармус выкупил целую небольшую улочку на огромной высоте, но всё равно через сутки уехал ночевать в Дагхэд — не смог жить «в этом балагане нищеты». Зато Хьюго оставшись с матерью, славноотдохнул, хоть сначала одному на пустой улице было скучновато. Но он быстро нашёл, где находились лестницы, и стал убегать играть вниз, к другим детям.

А по вечерам из окон было забавно наблюдать за полётом чёрных головастелей. У них был яркий вытянутый красно-жёлтый хвост в виде большой пушистой плоской стрелки, которым они ловко лавировали между выступов и домов, а вместо крыльев — чернильные перепонки. Можно было перевеситься через подоконник и смотреть на шумящую далеко внизу реку Счастливую. Или следить за жизнью визидарцев в домах на противоположной стороне ущелья. Здесь, на улице, где Хармусы снимали жильё, до противоположной стороны было далековато. Но в некоторых местах города фасады домов на разных сторонах сильно сближались меж собой. Например, Аметистовая улица и Вонючий переулок были настолько близко, что когда в лавках переулка чистили и жарили рыбу, сизый дым от неё легко преодолевал два ядра и оседал в спальнях жителей Аметистовой улицы.

А между Зеркальными улицами, которые располагались напротив друг друга и ужасно походили, было ярдов тридцать-тридцать пять. Между ними кто-то натянул целую сеть из верёвочных лестниц и канатов, и молодые парни лазили по ним над ущельём, показывая свою отвагу. Они называли это Беличьи тропы. Как же ловко там прыгали молодые! Они устраивали целые шуточные побоища, пытаясь сшибить друг с друга шапки. Делали кульбиты, крутили сальто.

Когда Хьюго увидел игры на Беличьих тропах впервые, то сразу захотел взглянуть на это поближе. Он вылез в окно, по крышам добрался до верёвочного аттракциона, но с огорчением увидел, что ниже лиан натянуты сетки. А он то думал, что если посидеть здесь, среди глазеющей малышни, то можно будет дождаться, чтобы кто-нибудь упал и разбился.

Но детей к таким играм всё-равно не допускали. Зато у них были свои. У Беличьих троп Хьюго познакомился с мальчиками, чуть младше себя, приехавшими из разных районов долины. Эту разношёрстную компанию он сразу же впечатлил богатством, умом и ловкостью.

Помнится, новые знакомые очень боялись лекаря и рассказывали про его лавку небылицы. И когда Хьюго рассмеялся над их глупыми россказнями, они отвели его к белому домику, отделанному изразцовой плиткой, над входом которого красовалось: «Аптека». Мальчишки внутрь не пошли, а Хьюго, хоть и струсил, но решил не унижаться перед этими дурачками, открыл дверь и зашёл.

Там, в глубине старой лавки, всё было уставлено цветными пузырьками и порошками. Что-то булькало, шипело, в банках кто-то шевелился, а по стенам висели сушёные лекарственные ингредиенты. Чего тут только не было! Наколотые на ветки плоды Вырвиока, смахивали на моргающие кошачьи глаза. Стебли Гигантской Монстры, сложенные в чанах, были точь-в-точь как раздутые пенящиеся кишки. Над ними висели грибы Слюнявника, которые напоминали покрытые слизью высушенные пальцы. Рядом шевелились пучки шерсти марула, похожие налапы пауков. Страшнее всего выглядела сухая кожа Человечника — животного из леса, напоминавшего крупного лысого зайца без ушей. Обычно они передвигались прыжками, но когда сильно пугались, подскакивали и убегали на двух лапах. В такой момент издали их, действительно, можно было принять за маленького человечка. По весне Человечники сбрасывали кожу, а лекари собирали её. Если эту кожу сначала высушить, а потом замочить, то вода от неё становилась тёмно-синей, пахнущей чернилами. Такие ванны лечили от подагры.

Хьюго купил такую кожу. Когда он вышел на улицу, подошёл к толпе ожидавших его друзей, то неожиданно вытащил её из-за спины и бросил на самого маленького четырёхлетку, хромоногого визидарца. Все разбежались. А Хромоножка, до этого и так раздражавший тем, что в момент волнения начинал заикаться, сейчас по-идиотски расплакался. Он упал, выбив себе камнем зуб, и его залило изумрудной кровью. Глаза Хромоножки от страха смешно выкатились из орбит, он забавно хватал воздух ртом. Хромоножка так и не смог успокоиться, убрался домой и больше не появлялся. Ну и правильно, такая трусливая малышня им в компании была не нужна.

…Да, тогда Хьюго целые дни напролёт играл с этими мальчишками, и порой мать не могла его загнать пообедать. Он со своей бандой носился по лестницам и мосткам города, лавируя между прохожими, сшибая палками висящее бельё, скидывая с высоты горшки с цветами — так они играли в ремесленников. Или ребята делились на команды и, прячась, выслеживали друг друга, стреляя в противников из луков кошачьими стрелами. Они назывались кошачьими, потому что заканчивались не остриём, а мохнатой кисточкой. Касаясь тела, кисть расплющивалась и прилипала — попробуй, отдери её! Замучаешься. Самые неудачливые после игры так были облеплены стрелами, что напоминали ощетинившихся ежей. Некоторые пытались их отмочить в питьевых фонтанчиках, но где там… Только после хорошего горячего душа кошачьи стрелы отпадали от кожи, оставляя за собой синяки.