— То есть?

— Вы займетесь племянником, а дядюшкой — я.

— Ты в самом деле думаешь, — сказал Николя Бютен, — что это так легко?

— Да. Плевое дело.

— Ну так расскажи.

— Я полдня провел в Ла Пулардьере и все придумал.

— Так, интересно!

— Господин Феро спит на первом этаже, прямо в кабинете, что выходит в столовую.

— А племянник?

— Племянник ночует на втором этаже, в конце длинного коридора.

— А слуги?

— В доме слуг нет: только одна старая служанка. Она глухая, а спит на самом верху, на чердаке. Остальные кто на ферме, кто в службах.

— А в дом-то как попасть?

— Через окно буфетной: его никогда не закрывают, чтобы в доме не воняло, а выходит оно в сад. Из буфетной можно пройти в кухню, а кухня в конце коридора между гостиной и столовой. Если угодно, так завтра же ночью и пойдем.

Николя Бютен все не решался.

— Послушайте, — сказал Патриарх, — теперь господин Феро с племянником одни про нас знают. Вы в Мирабо теперь солидный человек, вас все уважают, так что вам бояться нечего. А я живу отсюда в двадцати верстах, и кобыла у меня хорошая. Положим, на дело мы пойдем в двенадцатом часу ночи, в четыре часа я дома, в шесть меня видят в Лурмарене за плугом — кто на меня подумает?

— Ах ты, дьявол! — прошептал Николя Бютен. — Ведь искушаешь меня!

— Да я вам просто говорю, как башку сохранить.

— А если я соглашусь… тогда ты берешь советника на себя?

— Ну да.

— Тогда ладно! — злобно сказал Николя.

— Договорились?

— Договорились.

— И что, до завтра?

— До завтра, — машинально повторил Николя Бютен. — Где встречаемся?

— На ферме Сой. Там никого нет, хозяева оставили ключ под дверью.

— А что не здесь? — спросил бывший капитан, содрогнувшись, когда услышал название, напомнившее ему о последнем злодействе — убийстве Рабурдена.

— А то, что не нравятся мне в последнее время люди из "Черного голубя".

— Ладно, на ферме — так на ферме.

— Я там буду в десять часов, лошадь поставлю в стойло.

С этими словами Патриарх поднялся.

— С собой захвачу кувалду — куда как лучше, чем кинжал или нож. Раз — и готово. Тот даже пикнуть не успел.

— А мне, — равнодушно ответил бывший капитан, — лучше моего кинжала ничего не надо.

— Дело привычки, — сказал Патриарх.

И два бандита пожали друг другу руки.

Патриарх сел на свою тележку, а Николя Бютен зашагал через виноградники к Ла Бому. По дороге он думал:

"Ясное дело, Патриарх прав. Раз у господина Феро сто тысяч франков при себе, а мне он их не отдает — значит, готовит западню. Нет, тут долго думать нечего! Он сам виноват! "

Потом ему пришла в голову новая мысль:

"Но про меня ведь знают не только советник с племянником, а еще и моя свояченица. От нее-то как избавиться?"

И, подходя к дому, Николя Бютен обдумывал, как бы услать завтра из дома не только свояченицу, но и жену заодно.

"Если я их тут буду видеть, — размышлял он, — у меня, пожалуй, в последний момент духу не хватит. А на гильотину я не хочу".

XXI

Еще до полуночи Николя Бютен вернулся в Ла Бом.

Жена и свояченица его спать еще не ложились.

— Ох, — сказала Алиса, — а я уж беспокоиться начала.

— А что такое? — ответил Николя с улыбкой.

— Да как что — после вчерашнего-то, знаешь…

— Мало ли что вчера было, — сказал он, крепко обнял жену, поцеловал в лоб и продолжал: — Вчера на меня помраченье нашло, а сегодня рассудок вернулся. Долго я думал — и кое-что решил.

— Решил? — удивленно посмотрела на него мадам Бютен.

Он украдкой взглянул на мизе Борель, и взгляд его говорил: теперь мы с вами заодно, поддержите меня.

— Да что же вообще с тобой приключилось, милый? — спросила мадам Бютен.

— Я скрыл от твоей родни и от тебя свое настоящее имя.

Мадам Бютен и так мало что понимала, а тут прямо остолбенела.

— Так ведь без настоящего имени…

— Не обвенчают, хочешь сказать? Так, да не так. Я в Индии переменил имя, и англичане мне выдали настоящие документы на новое.

— Ничего не понимаю, милый…

— Так слушай, — печально сказал он. — В моей семье случилось когда-то большое несчастье…

— Ах, батюшки!

— Отец мой был в заговоре против императора и пал жертвой верности делу законного короля. Отца моего, — сказал он глухо, — звали капитан Фосийон, и ему отрубили голову на гильотине.

Мадам Бютен вскрикнула.

— Я любил тебя, — продолжал ее муж, — я умер бы с горя, если бы ты мне отказала. Поэтому я взял другое имя. Но тут началась моя пытка: я все время боялся, как бы ты не узнала правду. Этот мерзавец Рабурден так долго торчал тут потому, что он знал мою тайну.