Да и что он скажет жандармам? "В Ла Боме живет человек, который раньше был коробейником и не сознается?" Ну и что?

Все это Симон обдумывал, бодро шагая по дороге, и у него не было времени задать себе другой вопрос: чего же хочет от него советник Феро.

Тот был давним, отъявленным врагом Венасков (ведь для крестьянина судья, предъявляющий обвинение, — всегда враг), поэтому Симон и не помышлял поверить ему свои сомнения.

К тому же советник был уже в отставке и арестовать никого не мог.

С этими мыслями перевозчик подошел к калитке Ла Пулардьера.

За калиткой начиналась широкая аллея столетних платанов, ведущая прямо к крыльцу дома.

Стояла ночь, но в небе сияла луна, и в лунном свете Симон увидел человека, ходившего взад и вперед по аллее.

Калитка была отперта — толкни и войди.

Как только Симон вошел в сад, человек на аллее повернулся и пошел к нему навстречу.

За десять шагов Симон узнал гоподина Феро.

Советник подошел к нему и сказал:

— А я тебя тут караулил…

— Простите, сударь, я, может заставил вас ждать…

— Есть немного, — ответил советник, — но ничего: вот ты и пришел.

Он по-свойски взял перевозчика под руку и сказал:

— Я тебя караулил, потому что не хотел, чтобы тебя здесь кто-нибудь увидел.

— Правда? — удивился Симон.

— Пошли сюда.

Господин Феро увел Симона с большой аллеи и провел к маленькому павильону у стены того, что здесь пышно именовали парком, а хозяин по-простому называл садиком.

Этот павильон служил домиком садовника, но сейчас в нем никто не жил.

У двери стояла скамья, залитая лунным светом.

— Присядем-ка тут, — сказал господин Феро. — Здесь нам будет удобно, никто не увидит и не услышит.

Его загадочное поведение стало не на шутку интриговать паромщика.

Господин Феро сел первым и спросил:

— Знаешь, зачем я тебя позвал?

— Право, не знаю, сударь, — простодушно ответил паромщик. Он остался стоять.

— Я знаю, ты меня недолюбливаешь.

— Да что вы, сударь! — воскликнул паромщик.

— И со своей точки зрения ты прав. Человек сперва всегда прав, пока не подумал хорошенько.

— Нет, господин советник, — немного смущенно сказал Симон, — я про вас дурного никогда не говорил.

— Может, и так. Но на перевозе ты всегда на меня глядишь косо, да и не пришел бы сейчас, если бы только посмел отказать.

Симону стало не по себе.

"Дьявол, а не человек! — подумал он. — Мысли читает, как по-писаному".

— Что же, правду я говорю? — ласково спросил старик?

Симон не ответил.

— Ты не любишь меня, — продолжал господин Феро, — потому что ты из Кадараша, а все, кто из Кадараша, не любят меня со времен дела Большого Венаска.

На Симона вдруг нахлынул прилив откровенности:

— Вот уж что верно, то верно, сударь! — воскликнул он.

— Я предал суду Большого Венаска, — продолжал господин Феро, — потому что считал его виновным.

— А все-таки он был ни в чем не виноват, — сказал Симон.

— Потом я это узнал.

— Да???

И Симон, отступив на шаг назад, изумленно уставился на советника.

Тот продолжал:

— Теперь под следствием его племянник, как некогда был он, а мой племянник — вот странно сложилась судьба — ведет это следствие.

— Да, сударь, так и есть.

— И я не хочу, чтобы мой племянник, как я когда-то, имел несчастье предать суду невиновного.

Старик произнес эти слова с таким чувством, что Симон вздрогнул.

— Ты видишь человека, — продолжал господин Феро, — о котором всегда судили несправедливо. Я всегда повиновался только долгу, и никогда — личным чувствам. Я говорил о господине Анри де Венаске с племянником. Он считает его виновным.

Симон понурил голову.

— А я, — закончил речь советник, — считаю, что он невиновен.

У Симона вырвался крик.

— Знаешь, зачем я тебя позвал?

Он отступил еще на шаг назад и уставил странный взгляд — взгляд, где смешались удивление с недоверием — на человека, которого он до сих пор считал величайшим врагом семейства, де Венаск.

— Вы, сударь?.. Вы?.. — проговорил он.

— Да, я.