Нарочно не звоню и не пишу ему. Не хочу выглядеть истеричной курицей. Бесконечное количество раз смотрю на часы. Бью пальцами по столу. Считаю минуты.

Около одиннадцати часов вечера Волков наконец-то звонит.

Сдерживаю себя как могу, чтобы не устроить скандал. Не могу, не имею права!

— Я выезжаю, Жанн, жди.

— Хорошо.

Жди?! Это что, прикол такой? Да я с семи вечера только и делаю, что жду. За кадром слышно женский смех и какие-то громкие матерные разговоры, орущую музыку. Отключаюсь и медленно закрываю глаза.

Я не знаю, как реагировать. Юре я бы все уже высказала, но, зная Андрея, подозреваю, что мы только сильно поссоримся.

А если он изменил мне?! Почему позвонил только сейчас?! Он не думал обо мне? Забыл? Он развлекался? Я так сильно ревную и переживаю, что считаю каждую минуту, а Андрея все нет и нет. Время переваливает за полночь, и я начинаю реветь в подушку. Наверняка поехал к какой-нибудь красавице. К своей сверстнице. С которой нет насущных проблем. С которой тепло и весело.

Когда в замке прокручивается ключ, я хоть и пытаюсь тереть щеки, но выгляжу ужасно. Зареванная, с опаской плетусь к двери. Андрей садится на тумбу и, пока мое сердце отплясывает джигу-дрыгу, резко стягивает кеды и протягивает вдоль стенки ноги.

— Капец, как я устал. Представляешь, Жануль, в нашу сторону никто не ехал. Вообще никто еще не собирался расходиться. А я там уже заколупался, думал пораньше к тебе вернуться. Поперся на автобус, а оттуда с двумя пересадками. На такси-то жалко, решил сэкономить. И в итоге опоздал на тот, второй. Пришлось идти через мост, дальше туда, где «Два гуся». Я ж баран упертый, ну ты знаешь. Потом увидел клумбу, решил надрать тебе цветов, — сует мне несколько поломанных веток. — И какая-то бабка, вместо того чтобы порадоваться, что у нас любовь, давай угрожать мне полицией. А куда ей эти цветы? Завянут, и все. А я радость тебе дарю. Эй, ты ревела, что ли? Что случилось?

— Да нет, просто…

Я закрываю рот ладонью. А Волков встает, кидается ко мне, обнимает.

— Подумала, что ты меня бросил, — плачу уже в открытую.

Какая же я стала слабохарактерная, кошмар.

— Ну тише, тише. Я тебя только в постель могу бросить. Я просто без тачки был. Экономлю же на бензине. Думал, кто-то в нашу сторону рванет. А они сидят и сидят. Ой, Жанна, честно, у них такие проблемы детские, вроде как вышедшая версия игры, а нам с тобой не до этого. У нас вон Мишка растет.

Плачу еще сильнее. На его плече.

— А ну давай заканчивай. Хватит сырость разводить. Со мной пойдешь в следующий раз, ибо бурная фантазия — враг сердцу. Слушай, а у нас пожрать есть?

— Ты же в гости ходил, — улыбаюсь, шмыгая носом.

— Да там девки херни какой-то намутили, вообще готовить не умеют. Лучше бы не пробовал.

Обнимаем друг друга за талию и идем на кухню.

— Ничего не умеют, не то что моя девочка.

— Уважаемые студенты, записываем.

Открываю заранее заготовленный план занятий, а мои ученики, положив тетради на мольберты, должны тезисно набросать основные моменты.

— А я запомню, Жанна Кирилловна. Я не хочу писать, — нагло смотрит на меня Семененко.

Терпеть не могу этого ленивого студента. Однако сегодня все иначе. Что-то изменилось. Не знаю почему, но мне очень не нравится его наглый взгляд.

— Есть понятие «надо». Ведение записей, Семененко, способствует превращению чтения в активный процесс, мобилизует, наряду со зрительной, и моторную память. — Перекладываю бумаги, шелестя листами. — Следует помнить: у студента, систематически ведущего записи, создается свой индивидуальный фонд подсобных материалов для быстрого повторения прочитанного…

Семененко неожиданно встает из-за мольберта и, наклонив голову к плечу, объявляет на всю аудиторию:

— Жанна Кирилловна, а Волков тоже за вами записывает? Ну, дома у вас.

И начинает надрывать кишки со смеху.

Мне моментально становится плохо. Как будто что-то воткнули в сердце. Резко, как приступ инсульта или инфаркта. Я не знаю, как себя вести, как отвечать студентам о Волкове. Не подготовилась.

Оглядываю аудиторию. Они дружно тянут лыбу. Они все знают.

Стыдно. Андрей один из них. Я живу с таким же, как они. Откуда взяться уважению, если меня трахает такой же пацан, как Семененко?

— Сядь на место, — говорю уверенно и жестко, насколько могу в данной ситуации.

Все мои комплексы, словно черти, ползут обратно из табакерки.

Стараюсь продолжать, но тяжесть моего положения кажется такой невыносимой, что я едва стою на ногах, голова кружится, и я плохо понимаю слова, которые произношу вслух.

— Особенно важны и полезны записи тогда, когда в них находят отражение мысли, возникшие при самостоятельной работе, поэтому…

— А я понял, он больше по спорту у вас, физические нагрузки, все дела. Ай-ай, Жанна Кирилловна, ну вы шалунья, — пошло шутит студент и не садится.