– Что касается действий, - медленно проговорил Борис, - то действий я, пожалуй, никаких особых не совершал... Мне кажется, я и не должен был отклонить мировую линию... Хотя... ах, я, дурень! Ну, конечно...

У Линькова в голове какая-то неприятная пустота образовалась от всей этой дикой путаницы, от этих нелепых ответов, совершенно между собой не согласующихся. О каком двадцатом мая, собственно, говорит Борис? Ведь если он попал туда через хронокамеру, то речь идет уже не о том "нормальном"

двадцатом мая, с которого начинается в здешнем мире дело Левицкого, а о возвращении в прошлое. А это совсем другой коленкор! Но как же тогда могли его видеть Нина и Чернышев? Видели раньше, чем он там побывал? Опять нарушение причинности! Линьков рассердился и решил взять быка за рога.

– Вот что, - сухо сказал он.
– Расскажите, пожалуйста, что конкретно вы делали вечером двадцатого мая?

Борис вздохнул и досадливо поморщился.

– Н-ну... что...
– Он запинался на каждом слове.
– Увидал Аркадия... на диване... Хотел вызвать "Скорую помощь:

– Почему же не вызвали?

– Телефон, понимаете, не работал, - растерянно сказал Борис.
– Я побежал в зал хронокамер...

– Лаборатория Чернышева ближе...
– заметил Линьков.

– Я не знал, что Чернышев еще в институте...
– пробормотал Борис. Вернее, не сообразил, растерялся.

– Ну, хорошо, побежали вы в зал, - скептически сказал Линьков, - и что же дальше?

– А там телефон тоже не работал!
– криво усмехаясь, ответил Борис, Представляете мое положение? Я совсем растерялся!

– Так растерялись, что на все махнули рукой?
– с нескрываемой уже насмешкой спросил Линьков.

Его злила эта бездарная, нелепая ложь. Злила - и опять-таки удивляла. Три дня Борис Стружков лгал виртуозно, ни на секунду не вышел из роли, а теперь не может сочинить хоть относительно правдоподобную версию, путается, противоречит себе самому...

Но Бориса возмутила эта насмешка, и он заговорил без прежней вялости.

– То есть как это махнул рукой?!
– почти крикнул он.
– Да вы что? Я затем, что ли, в прошлое лез? Я обратно побежал, в лабораторию. Мне вдруг страшно стало, что, пока я бегаю, Аркадий умрет... Он ведь совсем как мертвый был!
– упавшим голосом сказал Борис.
– Я пульс никак не мог нащупать... и дыхания не слышал... И вот тут я голову совсем потерял! Сначала решил в проходную бежать... Потом в окно высунулся: думал, может, кто пройдет по улице, я закричу, мне уже все равно было, пускай меня видят, пускай что угодно! Но никого не было...

– А Нина?
– невольно спросил Линьков.

– Нину я не видел... может, она раньше проходила, еще до того, как я бегал вниз... Ну, в общем, я начал бестолково метаться из угла в угол... Стыд и позор, конечно, что я так растерялся... Но, понимаете, я-то рассчитывал, что попаду туда часов в шесть-семь вечера, а почему-то меня перебросило так поздно, почти в одиннадцать... и Аркадий уже умирал! Я к этому не подготовился как-то... и потом телефоны эти проклятые... ведь надо же!

– Действительно...
– отозвался Линьков, уже без насмешки.

Он не знал, что и думать: рассказ Бориса звучал теперь гораздо более правдоподобно... "Э, за счет интонации!
– вдруг обозлившись, решил он. Опять он в роль вошел, вот и все. А сочиняет по-прежнему чушь. Взрослый парень, и знал ведь все это заранее, - с чего бы он так уж растерялся?"

– Ну вот... И я сам не понимаю, чего меня туда понесло...
– уныло сказал Борис.

– Куда именно?
– изумленно осведомился Линьков.

– Да в хронокамеру!
– Борис с ожесточением махнул рукой.
– Понимаете, глянул я туда случайно и вижу: стоит там подставка, здоровенная такая! А я твердо знаю, что никакой подставки у меня в камере не было! И я вот так, ничего толком не сообразив, сунулся туда... Мне бы, дураку, подумать хоть минуточку, но где там! Совсем я был не в себе. Такой идиотизм - с ума сойти!

Но мне, конечно, и в голову не пришло, что она на автоматику включена... Я только здесь понял, в чем дело. В общем, сунулся я туда меня и швырнуло...

– Почему же вы обратно не отправились?

– Я... ну, просто я никак не мог разобраться, что произошло. Я не мог понять, почему меня швырнуло... и куда я попал...

– Как же это?
– удивился Линьков.- Ведь записка тут на столе лежала, и расчеты...

– Ну да, вот записка... Но я все равно не сразу понял...

– А теперь вы уже понимаете? Разобрались во всем?

– В основном, пожалуй, да: С Ниной вот поговорил... Понял, какая путаница получилась... по моей вине...

– Берестова, очевидно, с утра была с вами?

Да, я ее у дома подстерег. Мы долго разговаривали. Потом на телефонную станцию ходили...

– Зачем?
– удивился Линьков.

– Да телефоны эти проклятые, - сказал Борис, - покою они мне не давали.

Почему они все не работали, будто сговорились!

– Да, довольно странно, - согласился Линьков.

– Вот и Нина не могла поверить. Да оно и понятно. А вот, представляете: