Шрифт:
Во дворе Горотдела при свете фар специалисты Майора занимались с "уазиком", предназначенным для передачи террористу. План его захвата еще не существовал, а подготовка уже ве лась: из-под капота торчали три задницы, а из-под кузова - две пары ног. И слышались тихие, отрывочные фразы: "держи", "вот здесь подтяни", "подвигай", "нормально"...
– Как там?
– набросились на меня оставшиеся в отделе люди.
Я пожал плечами, прошел к Волгину.
– Выдели мне пару ребят, которые могут выйти на Гошу. Денег не хватает.
– Сам поедешь?
– Конечно.
Уже далеко за полночь, ближе к рассвету, мы остановились на тихой и темной улице Заречья.
Я вышел из машины, закурил. Чтобы облегчить работу засевшим в кустах Гошиным стрелкам.
Темно было. Луна маленькая - так, осьмушка от полной. Не высоко, да еще и за облаками...
Лениво застучали по асфальту каблуки.
– Какие проблемы, командир?
– Гоша подошел близко, почти вплотную. От него хорошо пахло недавно выпитой чистой водкой.
– Взаймы пришел взять. Один из твоих отморозков заложника захватил. А денег на выкуп не хватает.
Сейчас издеваться начнет. Ничего, потерплю.
– Нахал ты, полковник. Совести у тебя нет. Войну-то ты начал. А теперь у смертельного своего врага помощи просишь. Где ж твоя офицерская честь? За взяткой пришел? Борец за справедливость...
Накопилось у него. Сдают нервишки.
– В заложниках девочка десяти лет. Какая там честь!
– пояснил я.
– А деньги ты у него заберешь, как он мост переедет. Риску для тебя нет.
Наконец ущербная луна выбралась на чистое, обрадовалась. Гоша стоял передо мной: рука в бок, другая прутиком пощелкивает по ноге. Улыбается. На вид - нормальный мужик. Чего ему не хватало? Неужели жадность такое сильное чувство, чтобы из-за него бить, пытать, насиловать, убивать? Неужели она сильнее всех других чувств? Да не может быть. Тут что-то другое...
– Ладно, полковник. Я тоже человек.
Вот удивил-то!
– Но я не лох: даром ничего не даю. Мое условие: снимаешь свой ультиматум и открываешь мост. У нас ведь в Слободе не только дела, но и семьи, дружки. Ты должен понять.
Ну вот все и прояснилось.
Опять торговаться придется. Хотя бы для проверки.
– Через край хватил, Гоша. Деньги ты даешь в долг...
– А проценты? Сумма большая.
Он и сумму знает.
– Плохо считаешь. Процент у тебя больше ссуды выходит.
– В нашем бизнесе всегда так. Счет простой: за рубль два берем.
– Ладно. Давай так: я под процент отдам десятерых твоих ребят. На выбор, кто тебе дороже.
Гоша засмеялся.
– Трудный выбор. Мне все хороши. Нет, командир, я не отступаю.
И тут я поступил осторожно.
– Хорошо, я подумаю и посоветуюсь. Тебя известят. Приготовь на всякий случай двести штук баксов.
– Ох, командир, ты и так нас ограбил.
– Гоша отбросил прутик - сигнал, скорее всего.
– Придется с шапкой пойти.
Я сел в машину и сказал в опущенное стекло:
– Только знай, Гоша, если с девочкой что случится, я пущу сюда два танка. И смешаю с дерьмом ваш гадюшник. Мне терять нечего.
В ответ не выстрелы, а короткий смешок...
У дверей Горотдела толпились люди, вроде в очередь собрались. Но я не обратил на них внимания, - были дела поважнее.
Работу с машиной закончили. Один из парней сел за руль и запустил движок, трое стояли рядом, а пятый поодаль с дистанционным пультом в руке.
Двигатель набрал обороты - парень с пультом нажал кнопку- двигатель мгновенно заглох. Будто зажигание выключили.
Собственно, так оно и было.
Я вошел в здание. И здесь чужого люда полно. Ну, понятно: повозмущаться пришли, высказать свое отношение по поводу бездействия милиции.
Кажется, немного ошибся.
Очередь тянулась к столику в Ленинской комнате. Там, под своим великолепным портретом, на который кто-то из ребят успел приколоть свой боевой орден, восседала при камуфляже и револьвере Лялька. Перед ней стояла коробка от компьютера.
Граждане складывали в коробку деньги.
Лялька вела учет в тетради.
– Слушай, такая молодая, такая красивая, - басил над ней седой шашлычник грузин, - зачем пишешь? Думаешь, я обратно деньги просить буду, да? Самые честные люди к тебе пришли, а ты пишешь. Вай, как тебе стыдно!
– Вот еще!
– Лялька дернула плечом.
– Порядок должен быть, учет. Я и себя записала. Проходи, кацо, дорогой, люди ждут...
Волгин даже встал, когда я вошел к нему.
– Ну?
– Провокация. Шантаж.