– Что! Шаффер? – Хауэлл усомнился, но подчинился.

– Да, потому что он сможет рассказать нам, я думаю… вы можете сказать, не так ли, Шаффер, – поправился Трант, когда по приказу Хауэлла вошел невысокий, толстый и чересчур разодетый клерк, и дверь за ним закрылась, – что на самом деле случилось с пятисотдолларовыми банкнотами, которые исчезли из банка 29 сентября? Когда вы нашли их в мусорной корзине Гордона, вы не знали, что их не хватало или, если это было так, что они доставили кому-то неприятности. Вы никогда не знали, не так ли, – безжалостно продолжал Трант, глядя в глаза, которые больше не могли встретиться с ним взглядом, – что старый Гордон, кассир, думал, что он наверняка запер их в сумку для отправки для своего сына, и что, когда юношу отпустили немного позже, он был опозорен и обвинен в краже этих банкнот? Вы не знали, не так ли, что черная, горькая тень легла с тех пор на старого кассира из-за этого позора, и что ему пришлось заложить свой дом и отдать все свои сбережения, чтобы компенсировать те двадцать маленьких зеленых бумажек, которые вы "нашли" в его кабинете тем утром! Но с тех пор вы считали дни, почти часы, не так ли? Вы считали дни, пока не почувствуете себя в безопасности и не будете уверены, что их никто не будет искать? Что ж, мы хотим знать их местонахождение прямо сейчас! Где они, Шаффер? Вы их не потратили и не потеряли?

Служащий стоял, не сводя глаз с Транта, словно зачарованный, и не мог ничего ответить. Дважды, а затем снова, пока Трант ждал, он облизал губы и открыл их.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – наконец пробормотал он.

– Нет, это так, Шаффер, – быстро ответил Трант. – Потому что я говорю о тех двадцати пятисотдолларовых банкнотах, которые вы "нашли" в мусорной корзине Гордона 29 сентября – шестьдесят дней назад, Шаффер! И через меня мистер Хауэлл дает вам шанс вернуть деньги и заставить банк представить на вашем суде смягчающие обстоятельства, – он взглянул на Хауэлла, который кивнул, – или отказаться, и банк привлечет вас к ответственности, насколько это возможно, как вора!

– Я не вор! – горько воскликнул клерк. – Я нашел деньги! Если вы видели, как я взял их, если вы знали все эти шестьдесят дней, что они у меня, – он в отчаянии повернулся к банкиру, – вы хуже меня! Почему вы позволили мне оставить их? Почему вы не попросили меня отдать их?

– Мы просим вас отдать их сейчас, Шаффер, – сказал Трант, схватив клерка за руку, – если деньги все еще у вас.

Клерк посмотрел на своего работодателя, безмолвно стоявшего перед ним, и его голова внезапно опустилась.

– Конечно, он у меня есть, – угрюмо сказал он. – Вы знаете, что у меня они есть!

Хауэлл подошел к двери и позвал сотрудника специальной полиции банка.

– Вы пойдете с мистером Шаффером, – сказал он дородному мужчине, – который принесет мне сюда десять тысяч долларов банкнотами. Вы должны быть уверены, что он не ускользнет от вас, и ничего не говорите об этом никому.

Когда дверь за ними закрылась, он повернулся к остальным.

– Что касается тебя, Форд…

– Форд еще не рассказал нам, – прервал его Трант, – как он оказался в компании с Гордоном.

– Я его впутал! – смело ответил юный Гордон. – Он… он приходит посмотреть… он хочет жениться на моей сестре. Я рассказала ему, как они забрали у нас наш дом и отправили мою сестру на работу, и… и я попросил его помочь мне.

– Но ваша сестра ничего об этом не знала? – Спросил Трант.

Это вызвало румянец на их щеках.

– Нет, конечно, нет! – ответил юноша.

Хауэлл открыл дверь в соседний кабинет.

– Иди туда и жди меня, – приказал он.

Он достал носовой платок и вытер пот с ладоней, оставшись один на один с Трантом.

– Так вот что случилось с деньгами! И что Гордон знал и скрывал от меня, так это то, что его сын намеревался ограбить банк!

– Нет, Хауэлл, – возразил Трант. – Гордон этого не знал.

– Тогда что он пытался скрыть? Есть ли в этом удивительном деле еще один секрет?

– Да, секрет Уильяма Гордона. Тот факт, что ваш кассир больше не работает эффективно, что он стареет, и память оставила его настолько, что он не может вспомнить в течение недели, даже в течение дня, единственное слово-комбинацию, чтобы открыть сейф.

– Что вы имеете в виду? – спросил Хауэлл.

– Я расскажу вам все. Когда вы впервые рассказали мне об этом случае, – объяснил Трант, – мне показалось, что причиной неприятностей с кассиром была попытка кого-то получить некую секретную личную бумагу, которая была у кассира, но о существовании которой Гордон по какой-то причине не мог признаться вам. Конечно, из последовательного обыска пальто кассира, кошелька и личных бумаг было ясно, что человек, который пытался получить ее, считал, что Гордон носил бумагу с собой. Кроме того, из того, что он забрал промокашки и блокноты, было ясно, что бумага, вероятно, своего рода меморандум, часто оформлялась Гордоном в офисе, потому что, если Гордон писал карандашом в блокноте и отрывал первый лист, другой человек мог надеяться получить отпечаток из следующего в блокноте, и если Гордон писал чернилами, он мог бы получить обратную сторону из промокашек. Но помимо этого, из того факта, что корзины для мусора были обысканы, было ясно, что парень считал, что бумага через некоторое время потеряет ценность для Гордона, и он выбросит ее.

– Так много я смог понять, когда вы рассказали мне в общих чертах об этом деле в моем офисе. Но тогда я абсолютно ничего не мог понять в причине попытки залезть в стол с пишущей машинкой. Вы также рассказали мне тогда о беде молодого Гордона и я сразу же прокомментировал совпадение того, что одна беда пришла так скоро после другой, хотя я, очевидно, не мог даже догадаться о связи. Но даже тогда я совсем не был убежден, что тот простой факт, что Гордон и вы все думали, что он запер двадцать четыре тысячи долларов в сумке, которую он дал своему сыну, были уверенны, что он это сделал, учитывая тот факт, что печать не была сломана, когда она была открыта в филиале банка, в ней было всего четырнадцать тысяч долларов. Когда я спросил вас об этом, вы ответили, что старина Гордон был бесспорно честен и что он положил все деньги в сумку, то есть он думал, что сделал или намеревался, но вы никогда не задавались вопросом, был ли он в состоянии.