Трант быстро пересек комнату и распахнул окно, внимательно осматривая ее. Снаружи она была заперта тяжелой решеткой, но он увидел, что ключ от решетки торчит в замке.

– Посветите сюда фонариком, – сказал он человеку в штатском.

Сайлер направил его луч на решетку и Трант продолжил:

– Посмотри, как тут растрескался лед. Должно быть, решетка была открыта. Он, скорее всего, вышел этим путем!

Человек в штатском протиснулся мимо Транта, когда решетка откинулась, и с лампой в руке легко спустился на покрытую льдом дорожку под окном, и, прикрывая от ветра свой фонарь опустил его прямо к земле.

– Это была она, – торжествующе воскликнул он. – Женщина, как я вам и говорил! Посмотрите на ее следы здесь!

Он показал двойные, острые маленькие полукруги женских высоких каблуков врезавшихся в лед и, когда Трант опустился рядом с ним, полицейский детектив проследил за острыми маленькими следами каблуков до боковой двери дома, где они поворачивали и вели в кухню.

– Преждевременно, я был… а? – воскликнул Сайлер по настоящему торжествуя. – Мы привыкли к таким случаям, мистер Трант, мы знаем, чего от них ожидать.

Трант на мгновение замер, изучая ледяной покров. В этом защищенном от ветра месте заморозки не проявились так быстро, как на открытых улицах. Здесь, как и час назад на Мичиган-авеню, он увидел, что его пятки и пятки полицейского при каждом шаге прорезают корку, в то время как их носы не оставляют следов. Но, за исключением следов, которые они сами оставили, и отпечатка в виде полумесяца от высоких женских каблуков, четко очерченного от окна до боковой лестницы дома, других отпечатков не было. Затем он последовал за детективом через боковую дверь.

В коридоре они встретили патрульного.

– Она только что спустилась вниз, – сказал этот офицер, – и вошла сюда.

Сайлер положил руку на дверь маленькой гостиной, на которую указал патрульный, но повернулся, чтобы коротко приказать мужчине через плечо:

– Возвращайся в ту комнату и проследи, чтобы все оставалось как есть. Ищите пятую гильзу. У нас их четыре, найдите еще одну!

Затем, бросив предупреждающий взгляд на Транта, он толкнул дверь.

Девушка спокойно встретила их двоих, когда они вошли, но побледневшие губы показывали, что она на пределе самообладания.

– У вас было немного времени, чтобы подумать, миссис Ньюберри, – сказал человек в штатском, не без злобы, – и я думаю, вы поняли, что лучше всего говорить правду. Мистер Уолтер Ньюберри пробыл в этой комнате довольно долго, обстановка в комнате говорит об этом, хотя его отец и мать, похоже, не знали об этом.

– Он… – она поколебалась, затем ответила резко и собранно, – он был там шесть дней.

– Вы начинали рассказывать нам об этом, – напомнил ей Трант. – Вы сказали: "Уолтер вернулся домой". Что привело его сюда? Он приходил к вам?

– Нет. – Бледные щеки девушки внезапно загорелись кроваво-красным, а затем снова побелели, когда она приняла решение. – Это был страх – смертельный страх, который привел его сюда, но я не знаю подробностей.

– Вы собираетесь рассказать нам все, что знаете, не так ли, миссис Ньюберри? – осторожно надавил психолог. – Как он попал сюда и как и он, и вы могли так предвидеть его смерть, что вызвали меня, рассказывайте!

– Да, да, я расскажу вам, – решительно ответила девушка. – Шесть ночей назад, в понедельник вечером, мистер Трант, Уолтер приходил сюда. Он разбудил меня, бросая в мое окно кусочки льда и замерзшего дерна. Я спустилась и поговорила с ним через закрытую боковую дверь. Сначала я боялась впустить его, несмотря на его обещания не причинять мне вреда. Он сказал мне, что сама его жизнь в опасности, и ему некуда больше идти, что он должен спрятаться здесь… укрыться. И я не должна позволить никому, даже матери или отцу, узнать, что он вернулся. Сказал, что я была единственной, кому он мог доверять! Так что, ведь он был моим мужем, я впустила его. Он сразу же побежал в старую бильярдную, там была кладовая, и проверил замки на двери и на оконных решетках, а потом бросился, весь в холодном поту, на кушетку и заснул в оцепенении. Утром, когда он проснулся, я увидела, что это не виски или опиум, но это был страх… страх… страх, какого я никогда раньше не видела. Он скатился с дивана и спрятался под ним, пока я не заклеила оконные стекла коричневой бумагой – в комнате штор не было. Но он не рассказал мне, чего он боялся.

– Дни шли за днями, он совсем не мог спать. Он все время ходил по комнате и постоянно курил, так что почти каждый день мне приходилось тайком выскальзывать и приносить ему сигареты. Он все больше и больше боялся каждого шума снаружи и любого малейшего звука внутри и ему стало еще хуже, когда я сказал ему, что он должен рассказать кому-нибудь еще, хотя бы своей матери, чего я не осмеливалась сделать. Он сказал, что если я это сделаю, он будет убит. Ему всегда становилось хуже в одиннадцать часов вечера и особенно он боялся одиннадцати часов вечера в воскресенье, хотя я не могла понять почему!

– Я дала ему свой пистолет – тот, который вы видели там на полу. Это была пятница и ему становилось все хуже и хуже с каждой минутой. Каждый вечер в одиннадцать часов мне удавалось быть с ним и никто нас не находил. Я никогда не думала, что он может использовать пистолет, чтобы покончить с собой, до сегодняшнего утра, но когда я пришла к нему сегодня утром, он говорил об этом. "Я не застрелюсь!" – слышала я, как он повторял снова и снова, пока я стояла снаружи. "Они не могут заставить меня застрелиться! Я не буду! Я не буду" – вновь и вновь повторял он. И когда он впустил меня, и я увидела его, тогда я поняла – я знала, что он намеревался сделать это! Он спросил меня, не воскресенье ли сегодня и стал еще бледнее, когда я сказала ему, что да! И тогда я сказала ему, что он должен довериться кому-то, так больше не может продолжаться, и я поговорила с ним о мистере Транте. Он сказал, что обратиться к нему, и он написал письмо, которое я отправила вам по почте, специальной доставкой, чтобы вы могли прийти, когда его отца и матери не было дома, но он ни разу не выпустил мой пистолет из рук, он был диким… диким от страха. Каждый раз, когда я могла вырваться к телефону, я пыталась дозвониться до мистера Транта и в последний раз, когда я вернулась… это было ужасно! Едва было десять, но он ходил взад и вперед с моим пистолетом в руке, снова и снова шепча себе под нос странные вещи: "Никто не может заставить меня это сделать! Никто не может заставить меня сделать это… даже когда одиннадцать… даже когда одиннадцать!" – и все время глядел и глядел на свои часы, которые он достал и положил на стол. Я понимала, что должна позвать кого-нибудь до одиннадцати, и, наконец, я бросилась к соседям за помощью, за кем-нибудь, за кем угодно… когда… когда я услышала выстрелы… я услышала выстрелы!