А самым простым и очевидным доказательством её правоты было то, что рядом с ней проходили боли Эстоса.

Священные знаки на руках связывали его с нареченной, так что само существование вдали от неё становилось мукой. Судя по тому, что Эстос рассказывал о своих первых годах в Соколином доме, первый господин пытался остановить разрушительное действие нарушенного обета. Но ритуал отсечения от прошлого и все прочие лишь отсрочили наступление мук на несколько лет. Обет наречённых был превыше всего. Не было в мире силы, что могла бы поспорить с велением богов, и поэтому Эстос медленно и мучительно умирал. Даже не зная, почему…

Теперь Альда понимала всё, не было лишь объяснения тому, как Гаэлар выжил и оказался в Соколином доме.

Мог ли быть так, что…

Альда, кружившая по комнате, замерла, когда услышала, что открылась дверь.

— Тебя не было так долго, и я уже… — Альда замолчала на полуслове, когда увидела Эстоса.

Тот был бледен, на одежде были пятна крови, волосы в беспорядке…

— Что случилось? — произнесла она, внутренне каменея.

Даже понимая, что произошло нечто плохое, она почти не испытывала страха. В ней просыпалась убийца. Альда из дома Льессумов, уже не Кейлинн, говорила со своим возлюбленным.

Эстос опустился в кресло и потянулся в стоявшему на столе кубку, наполовину пустому. Альда взяла кувшин, налила в кубок ещё вина, дождалась, когда Эстос выпьет, переведёт дух, а потом спросила:

— Это твоя кровь или чужая?

— Моя. Пошла носом. Мы с отцом поспорили, и он… — Эстос усмехнулся. — Он показал мне некоторые свои умения.

— Из-за чего вы спорили?

— Не спрашивай… Я скажу потом, когда будет ясность. Отец ещё может поменять решение.

Он говорил это так, будто ничего серьёзного не случилось, но Альда чувствовала ложь. Даже когда Эстос говорил о собственной болезни и близкой смерти, его голос звучал ровнее и спокойнее. Его явно встревожил разговор с отцом — не просто встревожил, задел за живое.

Она решила не пытать Эстоса и не мучить ещё больше. Да и сам он, видимо, не желая расспросов заговорил о другом:

— Скажи лучше, что случилось утром? Что не так с моей татуировкой? И почему ты спрашивала о назначенных?

— Это не так просто объяснить, — покачала головой Альда. — Ты… Я боюсь, что ты просто не поверишь мне.

Она взяла ладонь Эстоса в свою и сжала. Не отпуская его руки, она опустилась на пол возле кресла Эстоса, как должна была делать настоящая наложница, но чего Альда не делала ни разу до этого дня.

— Кейлинн… — Эстос склонился к ней. — Что с тобой?

Альда сильнее стиснула пальцы Эстоса. Она должна начать со своей главной лжи. Только так, рассказанная Альдой Льессум, а не наёмницей-секковийкой, её история будет иметь смысл и вес.

— Прости, но я лгала тебе. Мне пришлось… — Альда зажмурила глаза от стыда. Она лгала множество раз, но только с Эстосом это было так невыносимо трудно. Ложь ему ощущалась как настоящее предательство. — Я должна была признаться давно, но я боялась, что ты возненавидишь меня. Я и сейчас боюсь, но я должна. Почти всё, что ты знаешь обо мне, — это ложь. Меня зовут не Кейлинн, и я даже не секковийка.

— Я знаю, — спокойно ответил Эстос.

— Знаешь? — Альда вскинула голову.

— Когда мы с тобой в постели, у тебя пропадает акцент. Ты говоришь, как уроженка Карталя.

Альда ахнула. Она не замечала этого.

Она настолько забывалась, когда была с Эстосом, что… Глупая влюблённая девчонка!

— Но ты никогда мне не говорил… И ты, получается, давно знал! — она, и правда, не понимала, как он мог промолчать, если догадался об обмане.

— Я подумал, что у тебя должны быть на это причины. Ты пыталась от кого-то скрыться — а я мог тебе помочь, укрыть в Соколином доме, где никто не смог бы тебя найти.

— А ты не думал, что я скрываюсь потому, что совершила ужасное преступление?

— Я давно не слышал, чтобы разыскивали юную девушку, виновную в страшном преступлении.

— Ты сумасшедший! — прошептала Альда, глядя на Эстоса неверящим взглядом. — Как ты мог?! Ты понятия не имеешь, кто я такая и что совершила… А что, если…

— Да, я не знаю. Но я верил — и верю, — что ты не желаешь зла мне, именно мне. Я оказался прав: ты спасла мне жизнь.

— Ты не должен был мне верить! — у Альды подступили к глазам слёзы. Она готова была разрыдаться от злости и от стыда, а ещё от любви к Эстосу Вилвиру. — Не должен! Ты не понимаешь… не понимаешь…

Альда вскочила на ноги. Эстос лишь улыбнулся в ответ:

— Так что ты хотела мне сказать?

Он ждал её рассказа, точно подарка. Он даже представить себе не мог, какой окажется правда!

Альда набрала побольше воздуха в лёгкие. Открыться Эстосу было едва ли не так же страшно, как стоять перед колдуном и чувствовать, как раскрывается его второе сердце, готовое выпустить пламя.

— Я ни от кого не скрывалась. На самом деле я…

Она замолчала. У неё не было сил произнести это. Она, пока ждала Эстоса, придумала, как и в каком порядке всё ему расскажет, и она начала, но когда дело дошло до главного… Переломить себя оказалось невероятно трудно.