— Не так важно, кто я, — произнесла наконец она. — Есть вещи важнее. Шармы под твоими татуировками — это никакое не отсечение. Это другой ритуал. Тебя обманули. Обманывали с детства… Не мне упрекать кого бы то ни было в этом, потому что я тоже лгала, и много, но они не просто солгали… Они скрывали, в чём причина твоей болезни. Смотрели, как ты мучаешься…

— Они? — переспросил Эстос, поднимаясь с кресла. — Они… Целители и мой отец, ты хочешь сказать? Мой отец?!

На его губах больше не было улыбки. Только неверие и злость.

— Я не знаю кто, — тихо ответила Альда.

— Что ещё за другой ритуал? Какой? Ты говорила утром про назначенных… Это из-за него? В этом всё дело?

Голос Эстоса оставался странно спокойным. Точно так же он говорил про то, что собирается покончить с собой, чтобы не мучиться от безумной боли. С пугающим ледяным ожесточением.

— Да, — ответила Альда, — это ритуал назначенных. Я знаю этот рисунок. Если ты не веришь мне, Двор Жизни и Двор Смерти подтвердят. Их жрецы знают, у них есть книги…

— Я верю тебе, — резко сказал Эстос и отвернулся от Альды, точно видеть её было выше его сил.

Альда не решалась подойти к Эстосу, как не решалась с ним заговорить. Он несколько раз прошёл от кресла к постели и обратно с потерянным выражением лица. Кулаки его беспрестанно сжимались и разжимались, и он что-то тихо говорил сквозь зубы. Казалось, он едва сдерживает гнев, но Альда понимала, что он всего лишь пытается понять, сопоставить всё то, что уже было ему известно.

— Я верю тебе, — Эстос наконец подошёл к ней и взял за руки. — Верю, потому что ритуал назначенных объясняет многие вещи, которым до этого дня не было объяснения. Например, почему рядом с тобой моя боль проходит…Ты нечто большее. Я всегда это знал.

— Про это я тебе не лгала, я, честно, не понимала, почему твоя боль уходит! И только утром, когда увидела те старые шрамы, я заподозрила, что… — Альда смотрела в его яркие глаза, и ей казалось, что она сейчас разрыдается. К горлу что-то неумолимо подступало.

— Я умирал из-за того, что нарушил клятву?

— Клятву, о которой даже не помнил, — подтвердила Альда.

— А ты? — Эстос смотрел на неё так отчаянно, точно боялся услышать ответ. — Ты — моя нареченная?

— Я… Я до сих пор не знаю… — Альда сделала шаг назад. — Мой жених погиб десять лет назад. Его пепел хранится в главном святилище его дома… Но ты не можешь быть никем другим!

— Его дома?! Какого дома? — Эстос притянул её обратно к себе.

Альда сглотнула, готовясь ответить, но сбоку послушался шум. Она обернулась. На входе в комнату, согнувшись низком в поклоне, стоял Лигур. Его согнутая спина вздымалась, словно он только что бежал.

— Третий господин, прошу простить, но дело неотложное! — громко заговорил Лигур. — Первый господин скоро будет здесь! Вам нужно одеться, чтобы приветствовать вашего отца, как надлежит сыну!

— Мой отец? Идёт сюда?! — взгляд Эстоса заметался по комнате. — Это точно?

— Слуги видели, как паланкин пронесли по Мосту розовых бутонов…

— Скажи моему отцу, что я не могу приветствовать его у входа, потому что болен и сильно ослаб, — велел Эстос. — Проводи его сразу сюда. И позаботься обо всём остальном…

Лигур побледнел — Эстос просил его солгать самому первому господину, — но, тем не менее, послушно склонился и вышел.

Когда он ушёл, Эстос бросился к кровати и откинул покрывало. Альда начала закрывать занавеси на окнах: она знала, что когда Эстос бывал болен, то с трудом переносил яркий свет, и поэтому в комнате всегда было темно.

— Что-то ещё? — спросила Альда, когда Эстос улёгся и закопался поглубже под одеяла.

Она знала, что первые господа великих домов почти никогда не навещали своих детей и прочих родственников в их покоях, только жён, когда решили провести с ними ночь. Это дети должны были являться к ним по первому зову. То, что Ульпин Вилвир решил прийти к сыну, было дурным знаком.

И так некстати! Она не успела рассказать Эстосу и половины того, что знала…

Она поправила одеяла на постели, посильнее смяла подушки. Эстос в этой время, прикрыв глаза, творил заклинания.

Холода, как в прошлый раз не было. Вместо этого появилось ощущение, что в воздухе натягиваются невидимые нити, а потом рвутся… Альда не увидела, не поняла, а просто всей кожей почувствовала, что колдовская преграда вокруг покоев перестала быть цельной, — Эстос открыл в ней проход. Такой, через который мог пройти любой.

Почти сразу же в дверь потянулись слуги. Они торопливо расставляли по покоям курильницы и лампы, вносили всё новые кушанья, напитки и закуски, которые вскоре перестали умещаться на узком столе.