Шрифт:
Борюсь с головокружением, как могу, только тело не слушается, будто скованное, а едва пытаюсь пошевелиться, улавливаю близкие шаги, и приходится затихнуть, когда некто со скрипом открывает дверь, оказываясь в комнате.
Какое-то время гость молчит, разглядывая меня. Я ощущаю его блуждающий взгляд на себе, и от этого уже сердцебиение подскакивает, но стоит ему лишь коснуться щеки прохладными пальцами, с трудом заставляю себя не передёрнуться.
– Я знаю, что ты уже очнулась, Ника, - чувствую улыбку в его голосе, одновременно узнавая обладателя, и тут же прекращаю спектакль, распахивая тяжёлые веки.
Тот тип, приходящий к нам в бар, как к себе домой, стоит надо мной и смотрит, как я пытаюсь очнуться. В глазах с полопавшимися капиллярами читаю свой приговор, а стоит только разглядеть свой наряд, в котором возлежу, слова застревают в горле, и хочется только материться.
Я в свадебном платье, и вряд ли тут найдётся женщина, какой бы доверили процесс моего переодевания, так что приходится заткнуть свою внутреннюю истеричку, требующую немедленного объяснения. Но противно всё равно, и с этим ничего не поделать.
– Вы?
– хриплю вороной, тщетно пытаясь принять сидячее положение, и мой похититель на удивление галантен.
Он присаживается рядом, наклоняется, незаметно втягивая мой запах, как настоящий маньяк, а я ловлю себя на мысли, что только одному ненормальному позволю заниматься подобным, пока этот тип помогает мне. Хватает за талию, прислоняя к спинке кровати и тяжело дышит мне в ухо. Я в полной заднице.
– Неужели ждала кого-то ещё?
– вроде бы шутливо спрашивает, только в голосе предупреждение, сердце начинает колотиться всё быстрее, когда он касается открытой ключицы.
Как вообще разговаривать с такими поехавшими?
У меня, в отличие от Миши, не было таких ситуаций. Подругу похитил одержимый учитель из её прежней школы, а потом вернулся за ней, спустя два года, но даже с её боевыми навыками я не представляю, как она смогла с ним справиться. У меня даже руки не шевелятся, как у дурацкой куклы.
– Нет, - пытаюсь улыбнуться и говорить, не раздражаясь, что очень непросто.
– Я только хочу понять, зачем Вы это сделали. Неужели нельзя было просто подойти ко мне и нормально поговорить? Я бы выслушала.
Во взгляде ноль понимания — только желание, и фиг поймёшь, какое именно. Тут одно из двух, конечно, но гадать я не хочу.
– Я же сказал, что ты принадлежишь мне, - горячо дышит в шею, поглаживая кожу чуть выше груди.
– Другие просто недостойны тебя, Ника. Они не способны оценить ни твоего таланта, ни доброго сердца. Ни-че-го.
Ну кто бы сомневался, что мой преследователь настолько отбитый!
– Сколько времени я здесь?
– Имеет ли это значение?
– водит носом по шее, едва не ныряя в декольте.
Заставляю себя оставаться хладнокровной.
– И всё же? Моя мама будет обо мне волноваться.
Господи, мам, надеюсь хоть ты поймёшь, что что-то не так…
– Прошла пара дней, но не волнуйся. Я уже успокоил её от твоего имени, - улыбается, будто выиграл в лотерею, а мне вообще не весело.
– Что Вы хотите от меня?
– Тебя. Полностью, - приближается к моему лицу, будто хочет поцеловать, а к моему горлу подступает комок.
Я влипла. Маленькая девочка во мне истерично орёт, бегая из угла в угол, но рациональная часть требует, чтобы не поддавалась панике. Хотя, возможно, паника — это как раз то, что мне необходимо? Этому психу точно не нужна будет невеста с сердечным приступом. Хочется верить.
– Мы женимся?
– надеюсь, получилось достаточно наивно.
– Ты счастлива?
Ой ёпт… Прям до потолка сейчас прыгать буду — только дай вернуть подвижность, я тебе матрас проломлю ногами, а потом и череп.
– Я бы очень хотела, чтобы хоть кто-то из моих близких был рядом со мной. В первый и последний раз всё же выхожу замуж… - чего только не скажешь ради собственной жизни.
– Думаю, мы потом пришлём им фотографии, - не сдаётся тот, чьего имени я даже не знаю.
Блин, ну почему ты не внушаем, а? Блаженные же обычно другие!
Его руки до боли сжимают мои плечи, наверняка оставив синяки, и в этот момент я чувствую, как к пальцам возвращается чувствительность. Душу греет надежда на лучшее, придавая чуть больше уверенности, а ещё я примечаю вазу с ручкой, стоящую в опасной близости к себе, и выглядит она достаточно тяжёлой, чтобы чья-то голова словила черепно-мозговую. Заманчиво, но рискованно…
– И что мы будем делать сейчас?
– спрашиваю с осторожностью, хотя знать этого не хочу.
– Потерпи, - гладит по щеке.
– Скоро всё закончится, и уже никто не сможет до тебя добраться.