Коробков. Не дергайте так дверь, Алиса! Я привязал его к ручке вашей двери. А то он растерзает у вас всю вашу модельную обувь! Валерий, сидеть!

Флоринская. Валерий Семенович… Простите… я сейчас… я только переоденусь… Я не знала… (Скрывается за дверью.)

Коробков(из коридора). Добрый вечер. Гулял вот тут с Валерием и забрел на огонек. Извините, что без звонка — не хотел обременять приготовлениями, решил, так сказать, по-соседски, по-свойски. Можно уже войти?

Флоринская. Входите, пожалуйста, Валерий Семенович… Рада вас видеть…

Коробков(входя). Э-э… Да у вас потомство? (Вынимает из одеяла плюшевую обезьяну.) Что за чудовищная фантазия? Зачем вы держите здесь эту мандрилу? Вы что же, ради нее купили и одеяло?! И этот стульчик?! Или вы ожидаете ребенка? (Смотрит на нее.) По вас ничего не заметно.

Флоринская. Я не жду ребенка.

Коробков. Значит, все эти вещи вы купили ради этой богомерзкой игрушки? Ужасающее страшилище. Послушайте, Алиса, у меня есть к вам предложение, давайте я выброшу ее в мусоропровод. На нее просто опасно глядеть на ночь. Где у вас мусоропровод?

Флоринская. На лестнице.

Коробков. А где хозяин?

Флоринская. Его нет.

Коробков. Куда вы его заховали так поздно? Он скоро придет?

Флоринская. Нет. Он не придет.

Коробков. Поссорились? Ну ничего, поначалу это бывает. Пройдет.

Флоринская. Нет. Мы не ссорились.

Коробков. Он в командировке?

Флоринская. Да.

Коробков. И он не побоялся оставить одну такую женщину? Напрасно. А, понимаю. Он оставляет вас под охраной этой чудовищной обезьяны? Ведь так?

Флоринская. Да. Эта обезьяна меня охраняет.

Коробков. Ну вот, все и стало на свои места. Во все времена красавиц охраняли чудовища. Терпеть не могу странностей у людей. Но в конечном итоге они все объясняются очень просто. (Медленно ходит по комнате и все рассматривает.) Красавица с занесенным мечом? И без щита? Это что же, Жанна д’Арк? Или Афина Паллада?

Флоринская. Нет, это как будто бы что-то из Корнеля или Расина…

Коробков. Да, тяжелые случались времена, когда красавицам приходилось брать меч в руки. Женщина ведь существует на земле, чтобы дарить жизнь, а не отнимать. Как говорит древнее латинское изречение: ne gladium tollas, mulier! — не подымай меча, женщина! А мне у вас нравится! У вас очень и очень славно. И эта пустая детская мебель здесь очень кстати — она так оптимистична. Сейчас я впервые почувствовал, как я сам обрюзг. Овеществился. Да, да, я именно овеществился, я не осуществился… Ну, раз к настоящему моменту вы не ожидаете наследника, нам с вами не грех и немножко выпить. (Достает из кармана бутылку вина.) Где у вас штопор?

Флоринская. Извините, Валерий Семенович, но мне бы не хотелось сейчас пить… я немного устала…

Коробков. Да, да, вы что-то очень бледны. Но это вам идет. Ну, ничего, немножко кисленького винца на ночь — от этого еще никто не умирал. Так где же штопор?

Ф л о р и н с к а я выходит и приносит штопор и два граненых стакана.

И эти граненые, из толстого стекла, стаканы тоже юны и оптимистичны. Ну-с, первый граненый бокал — за вас. Вы прекрасная актриса, мне очень нравилось, как вы репетируете, по моему мнению, это была бы большая удача.

Флоринская. Подождите… я… вы сказали… была бы?

Коробков. Да. Я сейчас прямо с поля боя. Я сражался за вас, как лев, и, как осел, проиграл сражение. Главный не видит вас в этой роли. Можете мне поверить — я сделал все, что мог. И не для вас, а, как мне кажется, в интересах спектакля. Но что тут можно поделать! Ведь хозяин спектакля — он. Забрать у него пьесу? Но он уже ставил мою пьесу, и спектакль у него получился интересный. С другой стороны, я хочу, чтобы вы поразмыслили со мной вместе: надо ли его судить строго в этой истории с вами? Ведь Овогрудова — его жена, его избранница. И что бы он ни читал, на месте героини ему всегда представляется женщина, которую он предпочел всем остальным. Многие, даже гениальные режиссеры и художники снимали в фильмах, занимали в пьесах и рисовали в картинах только своих избранниц. И кто может осудить их? Вымысел и действительность у таких художников сливаются, и здесь трудно понять — потому ли актриса много играет, что она жена главного режиссера, или потому она ему жена, что много играет? Разве художник не всего лишь человек? Homo est!

Пауза.

Флоринская. Значит… завтра утром… мне не нужно приходить на репетицию?

Коробков. Да, главный сам собрался звонить вам об этом, но я сказал, что все передам. (Встает.) Ну вот. Простите меня за то, что мне пришлось выступить перед вами в роли черного вестника, но мне лично очень хотелось, чтобы вы, по возможности, избежали глупых, может быть, даже бестактных сцен. (Пауза.)