Он был таким хорошим человеком. Но я бы не стала снова срываться перед ним после того, как он так много сделал.

— Нет. Все в порядке. Я в порядке, — прошептала я.

Он молчал несколько секунд. Потом он сказал: — Может быть, ты все-таки подаришь мне одно объятие? Может быть, я тот, кому это нужно.

Я сглотнула, желание сделать шаг вперед и наброситься на него охватило меня. Но я не сделала этого, потому что знала, что он делает. Это было ради меня, а не ради него.

Лукас понял это, потому что он сделал то, перед чем я не смогла бы устоять: — Я очень скучаю по Тако сегодня. Так что объятия мне бы очень помогли, — его голос был таким глубоким и нежным, таким мягким. — Можно мне одно объятие, Рози?

И как бы я ни понимала, что эти объятия были для моего блага — потому что я, должно быть, выглядела так, будто вот-вот разойдусь по швам, — он все равно сумел сделать это так, будто я отдам ему что-то ценное, если скажу «да». Как будто я разобью его сердце, если откажу ему в этой единственной вещи.

— Хорошо, — услышала я свои слова. В тот же миг я с пугающей уверенностью поняла, что никогда не смогу посмотреть Лукасу в лицо и не дать ему то, о чем он меня попросит. — Только если тебе это так нужно.

Ему не потребовалось времени, чтобы преодолеть несколько футов между нами и обнять меня.

Я снова зарылась лицом в его грудь. Но на этот раз я позволила себе прильнуть к нему. Полностью. Я дала себе зеленый свет, чтобы сдаться. Я вдыхала его запах и наслаждалась тем, каким теплым, большим и твердым он был рядом со мной. Я взяла от него столько силы, сколько он был готов мне дать. И я представляла, что его объятия, его тело — моя безопасная гавань. Он был моей нормой. Моими плохими днями и хорошими. Он был моим каждым днём.

— Спасибо, Рози, — я скорее почувствовала, чем услышала, как заурчала его грудь при этих словах. — Теперь я чувствую себя намного, намного лучше.

Я крепко обхватила его торс, чувствуя каждый мускул, каждую косточку под ним, каждый дюйм теплой кожи под футболкой. Даже биение его сердца.

14. Рози

— «У Алессандро»? — спросила я, когда Лукас остановился перед пиццерией, расположенной прямо за углом дома Лины.

Как и в случае с нашим первым экспериментальным свиданием, Лукас устроил это свидание для меня. Он написал мне сегодня, чтобы я была готова к 9 часам вечера и готова, как он это назвал это, к «Испанскому ужину». Ожидая, что он пригласит меня в ресторан, я принарядилась. На мне была юбка-карандаш миди, легкий свитер, заправленный спереди, и черные кожаные ботинки.

Но мы были здесь. В пиццерии «У Алессандро».

Лукас перевел меня через дорогу, и теперь мы стояли перед единственным заведением в Нью-Йорке, меню которого я знала наизусть.

И оно было... закрыто. Даже металлические жалюзи были опущены.

Я нахмурилась.

— Ты уверен, что нам именно сюда?

Лукас посмотрел на меня через плечо.

— Да.

Хорошо.

— Но прежде чем мы войдем, — сказал он, доставая ключ из кармана своей куртки-бомбера, — я хочу убедиться, что все сделал правильно.

Я знала, что ему не нужно было проверять, потому что он все делал правильно. Казалось, он все так делал.

— Вторая фаза, — сказал он, пересказывая план, который я придумала. — Второе свидание. Обычно его недооценивают, но второе свидание — это когда любопытство перерастает в интерес. Ты исследуешь искру, которую почувствовал на первом свидании.

Искру.

Я отвела взгляд, чувствуя, как тепло поднимается по шее. У меня хватило наглости говорить о любопытстве, интересе или искре, когда я начинала чувствовать гораздо больше, чем просто это. Если бы мы с Лукасом — наш эксперимент — были романтической книгой, я бы уже была на несколько страниц дальше этой фазы. И это постепенно начало проявляться в моих писательских сессиях. В голове было не так пусто, а в груди не так тяжело от давления, и вместо того, чтобы беспокоиться о том, что у меня закончится время и я стану неудачницей, я стала мечтать о Лукасе, превращая эти мысли в слова на странице. Однако правда заключалась в том, что время все еще шло, Лукас уедет через три недели, а у меня было пять недель до крайнего срока, и я все еще была далека от того, чтобы что-то — хоть что-то — отправить своему редактору.

Пальцы Лукаса добрались до моего подбородка, и он повернул мое лицо в сторону и поднял вверх. Он встретился с моим взглядом.

— Никаких отговорок, Рози, — выражение его лица было таким, как будто он не говорит ничего лишнего. — Ты все еще хочешь сделать это?

Не о чем было думать, когда он так смотрел на меня. Вся решимость отражалась в его взгляде.

— Да.

Эта медленная улыбка вырвалась на свободу, заставив мои колени немного задрожать. Неизбежно, я ответила ему своей собственной.

— Вот она, — сказал он, его пальцы все еще лежали на моем подбородке, а глаза опустились к моим губам. — Deslumbrante. Como el mismo sol(исп. Ослепительна. Как и само солнце).

И мое сердце забилось так, словно играло на чертовых литаврах.

Неважно, что я не понимала слов, которые он говорил по-испански.

Неважно, что до него я никогда не любила акценты.

Это был Лукас, и этого, казалось, было достаточно.