***

Ночью у меня заболела нога.

И это означало, что душ я принимал дольше, чем нужно.

После нескольких недель путешествий и постоянного пребывания на ногах, такой длинный день, как вчера, дал видимый эффект.

Это была плата за то, что я игнорировал физиотерапию и пропустил более трети рекомендованных сеансов. Но какой в этом был смысл? Мне говорили с тех пор, как я очнулся на больничной койке во Франции, что стопроцентного шанса на выздоровление у меня не будет. Поэтому я просто... не стал пытаться. Я позволил им сделать все, что нужно, и в тот момент, когда я смог ходить без явной хромоты, я вернулся домой. Домой.

Образ Тако промелькнул в моем сознании.

Но кроме моего лучшего друга и моей семьи, что у меня осталось в Испании, чтобы называть ее домом? После случившегося чувство принадлежности к дому притупилось. Как будто чего-то не хватало. Оно больше не звало меня обратно. И у меня не было своей собственной семьи. Никого, кого бы я называл «своим» и к кому бы хотел вернуться. Со всеми этими путешествиями и требованиями моей карьеры этого никогда... не было.

Покачав головой, я выключил воду и обернул полотенце вокруг талии, прежде чем выйти из ванной. Чувствуя странную усталость, я решил, что спрошу Рози, не возражает ли она против моего присутствия сегодня. Даже если она собирается писать, я могу вести себя тихо и оставаться сам по себе.

Я распахнул дверь в ванную, и мой взгляд сразу же остановился на моей соседке, которая стояла там в своих спальных шортах и футболке. Dios(исп. Боже), эти шорты должны были стать моей погибелью в один прекрасный день.

— Доброе утро, Ро...

— Te voy a matar(исп. я прикончу тебя).

Возникшая угроза моей жизни оборвала мои слова. Она исходила откуда-то сбоку от меня, и ее произнес знакомый голос, которого здесь быть не должно. Разве что...

— Lucas, ?qu'e est'a pasando aqu'i?(исп. Лукас, что здесь происходит?)

Вопрос был произнесен бессвязно, и только тогда я заметил выражение лица Рози. Предупреждающее. Выражающее боль.

Я очень медленно повернулся.

— Hola, prima(исп. привет, кузина), — сказал я, увидев разъяренное лицо Лины. Мой взгляд перескочил на мужчину, стоявшего рядом с ней. Его глаза были устремлены на меня, и хотя они выглядели немного менее убийственными, они все еще оставались угрожающими. — Приятно познакомиться, Аарон, — продолжил я. — Поздравляю с женитьбой на этому маленькому сокровищу.

Аарон даже не кивнул мне, он просто нахмурил брови и поприветствовал меня отрывистым: — Безусловно.

Что именно означало это «безусловно», я понятия не имел. Но, судя по всему, это означало, что сегодня меня ожидает двойная порка задницы.

Странные звуки исходили от моей кузины, возвращая мое внимание к ней.

— Почему ты бродишь здесь полуголый? — последнее слово было громким писком. Я посмотрел вниз, на свою голую грудь и полотенце, обернутое вокруг бедер. Мой рот открылся, но Лина издала еще один придушенный звук, остановив меня. — Почему моя лучшая подруга здесь, в пижаме, так рано утром, с тобой, — она сделала паузу — полуголым?

— Лина, — вмешалась Рози, быстро подойдя ко мне. — Это не то, что ты думаешь.

Вена на лбу Лины, которую я запомнил еще с детства, пульсировала.

— Это не то, что я думаю? — спросила она, прежде чем указать пальцем на меня. — На нем что, какой-то невидимый свитер?

Я фыркнул и почувствовал локоть Рози на своем боку. Рефлекторно, даже не думая о том, что делаю, потому что я даже не позавтракал, а не думать, похоже, было моей фишкой в последнее время, я схватил ее за руку и пробормотал: — Нехорошо, Рози.

Это явно было ошибкой, потому что моя кузина напряглась, ее лицо стало еще краснее.

— Прежде чем ты начнешь делать безумные выводы...

Но Лина бросилась вперед, поддавшись каждому безумному выводу, который она только могла придумать.

К счастью, муж перехватил ее, обхватив сильной рукой за талию.

— Милая, — сказал он ей, прижимая ее к себе. — Не надо.

В то же время Рози закричала: — Какого черта, Лина?

Но Лина была занята тем, что ворчала и направляла на меня маленький кулачок.

— Она моя лучшая подруга, бестолочь(анг. nitwit), — она взмахнула рукой в воздухе. — Самая лучшая подруга во всем мире. Ты что, не мог оставить свои лукасовские чары при себе? Не мог удержать свой пенис в своих дурацких штанах?

Наверное, мне следовало бы обидеться на Лину за то, что она вела себя так, будто мои лукасовские чары только что испортили ее лучшую подругу, но я не обиделся. В тот момент я мог сосредоточиться только на том, какой расстроенной выглядела Рози, и как ее губы делали то, что они делали, когда она была расстроена. Дрожали. И я знал причину. Я уже достаточно хорошо знал Рози, чтобы догадаться, что она чувствовала себя ответственной за это. Она чувствовала вину за то, что не сказала Лине, что мы жили вместе.