Колдуна откровенно побаивались и уважали. Он не отличался общительностью, а в ярости приводил в трепет не только врагов. Но в полку его любили за храбрость. Когда колдун присутствовал на поле боя, солдаты чувствовали себя гораздо увереннее, чем обычно. Многие пришлые маги часто игнорировали окружающих солдатах. Если не было прямых приказов офицеров, они «забывали» об обеспечении защитой солдат, а если и вынуждены были это делать, то их работа оставляла желать много лучшего. Но Чернояр, отличавшийся особой жестокостью в бою, всегда помогал солдатам чем мог, хотя защита школы Тьмы являлась самой слабой из всех. С его приходом потери полка во время военных действий сократились на целый порядок. Сначала солдаты жутко боялись темной магии вечно мрачного и нелюдимого колдуна, но потом привыкли. Вообще колдунов в армии было очень мало, и командование их очень ценило и пока полностью игнорировало все попытки Святой Инквизиции вмешаться, а также мнение Церкви. Впрочем, мнение последней звучало в целом очень слабо, потому как, в отличие от фанатиков-поборников, она понимала, что в этой жестокой войне по-другому нельзя. Представители Церкви обозначали свою позицию, но вовсе не настаивали на учете своего мнения; более того — и священники, и монахи зачастую весьма успешно действовали вместе с приглашенными магами, как, впрочем, и армейские волшебники.

Чернояр удалился к себе в шатер и заснул. Он прекрасно понимал, что история на этом не закончится, но ему было в общем-то все равно, так как, во-первых, он никогда никого не боялся, а во-вторых, все это давно уже перестало его интересовать. Щупальца Тиамат, как всегда заботливо, укрыли его от внешнего мира, стоя на страже, пока он спал. На удивление, ему дали отдохнуть почти до самого вечера, так что колдун сполна насладился этой возможностью. На войне крайне редко выпадало время спокойно поспать, и упускать его не стоило.

Проснулся же Чернояр от того, что кто-то настойчиво пытался пробиться к нему ментально. Щупальца Тиамат, почувствовав недовольство хозяина, угрожающе ощерились многочисленными жуткими пастями, распространяя вокруг волну первобытного страха. Впрочем, шатер колдуна давно уже стоял в отдалении от других, и никто не попал под их невольное действие. Колдун поначалу хотел отмахнуться от вызова, но тот был слишком настойчив. Подумав, он открыл свое сознание и тут же услышал голос Иримии, главного священника полка, с которым у них сложились добрые отношения. Так же как и остальные, священники не слишком радушно относились к колдунам, но Иримия отличался особой добротой и человеколюбием. Он высоко ценил поведение колдуна в бою и не раз приходил на помощь в трудные минуты. Позже они часто проводили время в долгих беседах и успели подружиться.

— Отдыхаешь?

Чернояр потянулся:

— Отдыхаю.

Ему откровенно нравился этот мудрый старец, он всегда ценил хороших людей, хотя и был убежден, что злых на много порядков больше. Именно поэтому не спешил никогда никого к себе подпускать, равно как и заниматься чужими проблемами. Но священник был особенным. Вот и сейчас он избрал слово «отдыхаешь», произнеся его с почти дедовской благожелательной интонацией, а не «спишь» или еще что-то подобное.

— Слышал, вы ночью уходили на операцию.

— Да, было дело.

— Ты, как всегда, не особо настроен на общение?

Чернояр лишь проигнорировал это. Но Иримия, знакомый с его не слишком хорошими манерами, не стал заострять внимание.

— Это правда, что ты там едва не лишил жизни инквизиторов?

Чернояр усмехнулся:

— Судя по всему, события имели нехорошее продолжение?

— Очень нехорошее. — Голос Иримии резко посуровел: — Ответь мне бога ради, зачем ты связался с ними? Ведь могли спокойно разойтись.

Колдун сбросил с себя сонное состояние и сел на походной топчан, на котором всегда спал.

— Не могли, — жестко ответил он. — Это, может, у вас принято подставлять там правую щеку, потом левую. Смирение и все такое прочее… Со мной же такие фокусы не проходят. Не перевариваю наглость и много чего еще. Этот недоразвитый посмел меня оскорбить и должен благодарить своего бога, что я не отправил его на свидание к нему тут же.

— Инквизиция — это не те, с кем можно так себя вести. Это чокнутые фанатики, заимевшие нынче власть в своих руках.

Чернояр удовлетворенно кивнул.

— Я бы выразился куда жестче, но можно и так. Тогда ты должен меня понимать.

— Понять-то я тебя, может, и могу, но вот одобрять… — В голосе священника появилось явное недовольство. — Я тебя уже не раз предупреждал, что ты ходишь по лезвию ножа. Ты ни во что не ставишь ни начальство, ни врага, никого. Тебе на всех наплевать, кроме самого себя. Даже на тех, кто протягивает тебе дружескую руку.

— Ну, не на всех. Почему же…

— Ну да. Есть небольшой круг лиц, которых ты уважаешь. И приближаешь к себе, словно король. Я знаю тебя, мой друг, куда лучше, чем ты думаешь. И в чем-то ты мне нравишься. Но так жить нельзя. Прошлый раз, когда ты объявил генералу Лотору, что он безмозглый придурок, пришлось приложить массу усилий, чтобы это замять.

— Этот высокородный дурак даже близко не должен приближаться к армии. Из-за его бездарных действий нежить убила множество наших солдат. Я не собирался такое терпеть.

— Тебе тогда повезло, что им были также очень недовольны в ставке и наш маршал, дай бог ему долгих лет жизни, оказался весьма разумным человеком.

— Пф-ф… Я просто дал понять генералу, что если он даст ход этому происшествию, я его убью.

— Почему-то я этому не удивляюсь. Но сейчас речь не о генерале, хотя можешь не сомневаться, он этого не забудет и попытается тебя достать.