Я паркую автомобиль у расположенного слева от входной двери гаража и выхожу из машины. По лужам, образовавшимся из-за многочасового дождя, огибаю арендованный «Гелендваген» и открываю пассажирскую дверь, чтобы взять зонт. Раскрываю его и подхожу к двери, за которой сидит Эбби.

Она печально смотрит на меня, и я притягиваю ее к себе одной рукой, передаю ей зонт и в очередной раз поднимаю ее хрупкое тело на руки, чтобы перенести на крыльцо через лужи. Да, вот такой я долбаный джентльмен, когда речь идет о девушке, которую я люблю.

Затем возвращаюсь к машине за трутнем. Эштон совершенно невменяем. Если пятнадцать минут назад он еще мог что-то говорить, то сейчас его речь похожа на блеяние барана.

Мда, с семейкой моей девушки мне очень повезло. Отец – гангстер, брат – алкоголик.

Фантастика.

Когда мы оказываемся на крыльце, Эбби уже открывает входную дверь и щелкает настенным выключателем, отчего комната освещается тусклым белым светом. Я втаскиваю внутрь тело Халка и укладываю его на стоящий у входа кожаный диван. Эбби закрывает за нами дверь, скидывает туфли и босиком подходит ко мне. Она обхватывает мою шею своими тоненькими руками и прижимается ко мне, встав на цыпочки.

– Поговорим о том, что лежит в кармане твоего пиджака?

Тяжело сглатываю и изумленно смотрю в ее голубые глаза, с нежностью изучающие меня.

– Придется подождать, пока Эштон не придет в себя, – хрипло произношу я.

Эбби кивает, смущенно улыбнувшись, и отстраняется от меня, снимая с себя мой пиджак. Она поворачивается ко мне спиной, открывает дверцу светлого деревянного шкафа, стоящего по другую сторону от дивана, и вешает мой пиджак.

– Комната Эштона на втором этаже слева. Можешь отвести его в душ, пока я буду искать что-нибудь из еды?

– Конечно, только принесу вещи из машины.

Выхожу на улицу, оглушенный пульсом, громко стучащим в моих висках. Она знает. Но даже не попыталась сбежать. Это же хороший знак, да?

Десять минут спустя я затаскиваю Эштона в душевую и усаживаю там спиной к стене, не потрудившись раздеть.

– Какого хрена ты делаешь, мужик? – орет он на меня, когда я включаю ледяную воду.

– Это всего лишь душ. Почему ты вопишь так, словно я тебе кулак в задницу засунул?

– Отсоси.

– Ты, когда напьешься, всегда ведешь себя как четырнадцатилетний пацан?

Эштон пронзает меня злобным взглядом, и я делаю воду теплее. Он прислоняется затылком к стене позади себя и шумно выдыхает.

– Я даю тебе свое благословение.

– На что? На спасение твоей задницы?

– Искренне не понимаю, почему ты так одержим моей задницей, но можешь поцеловать меня в нее и пойти на хрен.

– Извини, но есть лишь одна задница, которую я хочу целовать.

– Какой же ты тупой. – Эштон морщится и мотает головой.

– Но ты все равно только что дал мне благословение жениться на твоей сестре, – хрипло произношу я. – Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы ты, как я сам, просрал годы, прежде чем наконец жениться на любимой девушке. Я хотел провести с Лизой всю жизнь, называть ее своей женой, обзавестись детьми. Но в итоге она носила мою фамилию меньше суток. Ее сбил пьяный водитель прямо на подъездной дорожке у нашего дома, когда она в свадебном платье слезала с моего мотоцикла.

От его истории по моему телу пробегают мурашки. Я сажусь на корточки рядом с Эштоном и кладу руки ему на плечи, крепко сжимая.

– Ты не должен винить себя в ее смерти. Твой отец говорил что-то про поиски того ублюдка. Его так и не нашли?

Эштон отрицательно качает головой.

– Когда мы вернемся домой, ты расскажешь мне все, что знаешь. И мы попробуем что-то выяснить. – Трясу Эштона за плечи, и он поднимает на меня глаза. – Мы семья, придурок. Независимо от ответа твоей сестры. А теперь я собираюсь нарушить наш пропитанный гомоэротикой момент и свалить отсюда, пока ты моешься.

Я выпрямляюсь и выхожу из душевой, чтобы скорее отправиться к Эбби.

Когда я спускаюсь вниз, с кухни доносится звонкий смех моей девушки. Снимаю в коридоре промокшую обувь, достаю из шкафа пиджак и направляюсь к ней.

Эбби сидит за круглым столом из светлого дерева, стоящим в центре комнаты. Прямо над ним низко нависает лампа с голубым абажуром, освещающая центр стола, который уже накрыт на четверых. Улыбка расползается по моему лицу при мысли о том, каким уютным становится все, к чему прикасается эта удивительная девушка. Она сидит ко мне лицом и держит в руке вилку с нанизанным на нее кусочком мяса. Когда ее взгляд находит меня, ее лицо озаряется улыбкой.