Зазывали покупателей босоногие продавцы пирожков, воды, детских игрушек, сахарина "Фальдберга из Магдебурга"...

В пропотевших рубахах, с мешками денег, сновали по улице биржевики, преследуя прохожих:

– Покупаем десятку...

– Доллары...

– Фунты...

– Лиры турецкие...

– Туманы меняем на совбоны.

– Десятку покупаем!

– Совбоны покупаем на закавказские знаки!

Чем ближе к бирже, тем сильнее рокотала улица, нахальнее и навязчивее становились биржевые завсегдатаи. Подкупленные "зайцы" группами прочесывали улицу, сея тревожный слух:

– Десятка падает...

Павел Николаевич и Лида так и не попали в здание биржи: ловкий перс увел их в парадную соседнего дома. В парадной было много народу, шла купля и продажа драгоценностей.

Лида упорно торговалась с персом. Павел Николаевич жал дочери руку, просил:

– Ради бога, отдай ему десятку, уйдем из этого ада!

В углу парадной щеголеватый молодой человек торговал у насурьмленной старухи бриллиантовый кулон.

Старуха просила за кулон триста рублей золотом или же сорок миллиардов - вагон закавказских знаков. Щеголь качал головой, позвякивая в кармане десятками.

– Двести пятьдесят.

– Ну, право, что вам стоит, вы так богаты, - просила старуха, озираясь по сторонам.

Молодой человек рассеянно улыбался старухе, зная, что кулон будет куплен за двести пятьдесят.

Лида спросила у стоящей рядом армянки, какой последний курс десятки.

– Утром был миллиард сто, сейчас - не знаю. Кто знает последний курс десятки?
– закричала армянка.

Щеголь, исподлобья наблюдавший за Богомоловым и Лидой, резко вскинув голову, сказал:

– Миллиард шестьдесят миллионов, - и, остановив взгляд на Лиде, низко поклонился.

Лида смутилась, на поклон что-то пробурчала невнятное и, разжав пальцы, отдала персу влажную монету. Перс стал вытаскивать из мешка деньги - зеленые, синие, коричневые пачки, перевязанные бечевкой. Лида брала их и запихивала в карманы отцовской толстовки.

Они вышли из парадной. На Павла Николаевича налетели стремительные, постоянно куда-то спешившие, растерянные биржевики; они толкали его, да вдобавок сами же ругались. Тогда Лида повела отца серединой улицы. Дойдя до перекрестка, они повернули на Михайловскую, пошли медленнее по теневой стороне.

– С кем это ты здоровалась там, в парадной?
– спросил он строго.

– Это Карл Гюнтер... Ты, должно быть, знаешь его. Он сын твоего Гюнтера. Немного поэт... Немного артист... Весною мы вместе снимались в "Байгуше", и с тех пор при встречах он всегда кланяется мне. Странный он такой...

– Странный?.. И что он делал в парадной?

– Он что-то покупал у старухи. Что-то очень ценное.

– Поэт! Артист! Снимается в паршивеньком фильме, что-то покупает у старухи в парадной, среди всякого жулья. Омерзительно! Это его вирши ты читала мне тогда в газете?

– Его, папа.

– Бездарные стихи!

– Ну, не сердись. Я больше никогда не буду с ним здороваться.

Они повернули на Приморский бульвар и прежней дорогой направились домой...

С только что причалившего парохода по бульвару шли пассажиры, взвалив на себя сундуки, корзины, узлы, чайники, прокопченные солдатские котелки: это были беженцы из голодавшего Поволжья.

У Девичьей башни Павел Николаевич и Лида поравнялись с толпой мужиков, которые шли с тяжелой ношей, изнывали от непривычной бакинской жары, но с любопытством глазели на незнакомый город. Впереди в сильно помятой шинели шел бородач, глядя себе под ноги, обливаясь потом под тяжестью корзины.

Мужики, глядя на Девичью башню, шли и покачивали головами: "Ай да махина!"

– Батя, что за башня?
– спросил у бородача парень в оранжевой рубахе, с зеленым фанерным чемоданом за плечом, и пошел рядом с ним.

– Леший тебе батя, а башня - Девичья.

– Сколько камня нагорожено!
– вздохнул парень, высокий, плечистый, рыжеволосый.

– А ведь умно и крепко нагорожено. Тысячу лет стоит, и хоть бы что! прогудел бородач.

– Стоит!
– протянул парень.

– И среди моря вечно стояла.

Из толпы мужиков вышел другой парень, в такой же оранжевой рубахе, с таким же зеленым чемоданом, пошел по другую сторону от бородача.

– А почему она Девичья, башня-то?

– Долгая сказка, - отмахнулся бородач.

– А ты расскажи! Мы-то впервые в городе.

Лида ускорила шаги, чтобы не отстать от приезжих. Она видела, что и отец с интересом слушает их разговор.

Бородач переложил корзину с плеча на плечо.

– Поживете в Баку - все узнаете. А коротко сказка такая... Жил хан на этих землях, и была у хана дочь - первейшая красавица. Хан этот любил свою дочь, хотел сделать ее своей женой, но дочь противилась отцовской любви. Хан гневался и однажды чуть ее не убил. Тогда дочь взмолилась и сказала, что она согласится стать женой хана, но только при условии: хан должен ей построить башню среди моря, где бы она могла скрыться от людей. Хан нагнал рабов, и они в месяц сложили эту башню. А когда дочь привели на башню, она вон с самой верхотуры бросилась вниз и разбилась...