На этот раз я не колеблюсь. Не жду.

Я подхожу ближе, обнимаю ее и целую всем своим существом и всем, чем я когда-либо был.

Ее рот такой чертовски теплый и мягкий — незнакомый и знакомый одновременно. Губы Кэлли двигаются вместе с моими, податливые, но нетерпеливые. И эта связь, та искра под напряжением, которая всегда была между нами, вспыхивает снова, яркая и сильная. Я обхватываю ее подбородок ладонью, поглаживаю большим пальцем ее гладкую щеку, наклоняюсь ближе, пробуя ее глубже.

И я был прав. Она стала еще вкуснее — как теплый мед, растопленный сахар.

Медленно, смакуя, я вырываюсь из поцелуя, в последний раз прижимаясь губами к ее губам. Глаза Кэлли закрыты, наши лбы прижаты друг к другу, и наше дыхание вырывается в унисон.

— Ты думала обо мне?

Ее глаза медленно открываются, моргая на меня так, что мне хочется поцеловать ее снова — а потом сделать, черт возьми, намного больше, чем просто поцеловать.

— Что?

— Все эти годы, все это время ты думала обо мне? Потому что я думал о тебе, Кэлли, каждый гребаный день. Я слышал песню или проходил мимо какого-нибудь места в городе, и какое-нибудь прекрасное воспоминание о нас возвращалось. И я задавался вопросом, где ты была, как ты. И я думал о тебе каждый божий день.

Она не закрывает глаза, встречает мой пристальный взгляд, облизывает губы своим маленьким розовым язычком и кивает.

— Я слышала тебя в своей голове, когда ты мне был нужен. А иногда и без всякой причины. И я все время думала о тебе.

И вот оно — то же самое чувство, которое я испытываю на поле после действительно отличной игры — волнующее, наэлектризованное волнение от того, что я именно там, где должен быть, делаю именно то, для чего я был рожден.

— Я скучал по тебе, — шепчу я. — Я даже не знал, на сколько сильно, пока ты не вернулась.

Она улыбается, ее глаза блестят от слез. Потому что Кэлли плакса, счастливая или грустная, иногда и то и другое одновременно, она всегда была такой.

— Я тоже скучала по тебе, Гарретт.

И она тоже не колеблется. Она протягивает руку, обнимает меня за шею и целует горячо, жестко и влажно, с многолетним желанием. Это почти полноценный сеанс поцелуев прямо там, на крыльце родителей Кэлли. Ее пальцы скользят по моим волосам, а мои руки скользят вниз по ее рукам, хватая ее за талию, притягивая ее ближе, заново открывая для себя ощущения.

Ощущение нас.

И мы чувствуемся потрясающе.

Школьные парковки — одно из самых опасных мест на Земле. У меня нет статистики, подтверждающей это, но я знаю, что это правда.

В понедельник утром я въезжаю на школьную стоянку на гигантском, недавно отремонтированном мятно-зеленом Бьюике моего отца, из динамиков которого доносится "Назад в черное" AC/DC. Я чувствую себя сильной — как будто я веду танк.

Я крутой учитель — Я тебя выгоню, даже если ты ученик — У меня в классе еще двадцать девять таких же, как ты.

Наряд тоже помогает — кожаные ботинки, синие джинсы, накрахмаленная белая блузка и черная кожаная куртка. Это моя броня. Утренний воздух сегодня прохладный и свежий, но я его почти не чувствую. Я заперта, заряжена и готова к отправке.

Направляясь к главному входу, я замечаю за дверями Гарретта, Дина и Элисон Беллинджер. Они останавливаются, когда видят меня, и ждут.

— Черт, — усмехается Дин. — Кэлли надела свои дерьмовые джинсы. Ты выкопала их из помойной ямы 1993 года?

Гарретт скрещивает руки на груди.

— Кто-то копирует Мишель Пфайффер из "Опасные умы".

Он выглядит фантастически. Его волосы взъерошены ветром и целуют лоб, на нем темно-синий свитер, плотно облегающий бицепсы, и мягкие, поношенные светло-голубые джинсы. Я помню, как он обнимал меня вчера на крыльце моих родителей. Удивление и восторг этого момента.

Его.

Напряженность в его глазах, желание и собственничество в его руках. Обжигающее ощущение его рта, его влажного, талантливого языка, от которого у меня скрутился желудок и закружилась голова.

Вот тебе и ничего не усложнять.

Но я не собираюсь играть в игры с самой собой или Гарреттом — мы слишком стары для этого дерьма.

У меня есть чувства к нему — всегда были — наш разрыв не имел ничего общего с тем, что мы оба отчаянно не хотели друг друга. Но это не просто отголоски сладкой первой любви — это что-то новое. Пульсирующее, захватывающее дух влечение к удивительному мужчине, которым он стал. Я хочу быть рядом с ним. Я хочу узнать его изнутри и снаружи, снова и снова.