Все меняется от игривого до серьезного чертовски быстро. Кэлли прижимается к моей груди, и я хватаю ее за талию, крепко прижимая нас друг к другу, когда мы переворачиваемся. Мы сидим грудь к груди, ее длинные ноги седлают мои бедра, а ее горячая, сладкая киска сидит на моем напряженном члене.

Идеально… она чувствуется такой чертовски идеальной.

— Гарретт, — выдыхает она с легким стоном.

И я низко стону в ответ:

— Кэлли. Господи, Кэлли.

Ее бедра раскачиваются, взад и вперед, сначала медленно, потом быстрее, более отчаянное скольжение, от которого у меня закатываются глаза к моему гребанному затылку. Мои пальцы впиваются в плоть задницы Кэлли, и я быстро и сильно прижимаюсь к ней.

— Трахни меня…

Грубо я оттягиваю ворот ее свитера вниз, обнажая одну грудь, прикрытую бледно-розовым лифчиком. Я отрываюсь от губ Кэлли и прокладываю дорожку из облизывающих поцелуев по ее груди. Кэлли посасывает мое плечо, покусывает основание моей шеи, вращая бедрами восхитительными кругами, потирая свой клитор о мой толстый член, принося удовольствие нам обоим от давления.

Я опускаю голову и обхватываю ее губами, набирая полный рот нежных кружев и великолепных сисек. Я сильно посасываю ее, потом еще сильнее, безжалостно проводя языком по ее идеальному соску-камешку. Спина Кэлли выгибается, открывая мне больше своей груди. Чертовски вкусно. Она дергает меня за волосы, крепко прижимая к себе, извиваясь в совершенной, бесстыдной самозабвенности.

Но время летит быстро. И жизнь — это не просто сука… это членоблокиратор.

Потому что как только Кэлли начинает повторять мое имя своим красивым, высоким, пронзительным голосом — всегда верный признак того, что она вот-вот развалится в моих объятиях… Скрипучий голос миссис Карпентер пробивается сквозь стены спальни.

— Кэлли! Гарретт останется на ужин? — раздается грохот кастрюль и сковородок, как будто полный набор тарелок упал на землю. — Я приготовлю Неряху Джо!

Мы застываем. И огненная похоть, соединяющая нас вместе, заливается большим ведром арктической морской воды.

— Трахни меня, — выдыхает Кэлли, прижимаясь к моим волосам.

Я отпускаю ее грудь, приоткрыв губы.

— Таков и был замысел.

Она смеется, но это скорее болезненный, сдавленный звук.

— Это ужасно.

Я медленно дышу рядом с ней, стараясь взять свое дерьмо под контроль.

— Нет. Нет, все в порядке. Так будет лучше. — И я пытаюсь заставить себя поверить в это, что трудно, когда твой член до боли… ну… твердый.

Я касаюсь пальцами ее щеки.

— Я хочу быть в состоянии не торопиться с тобой, Кэлли. — Мой голос становится резким, низким, когда я обличаю фантазии в слова, разворачивающиеся в моей голове. — Я не хочу, чтобы одежда была между нами или твои родители по ту сторону стены. Я хочу чувствовать все, когда ты будешь рядом со мной. И когда я окажусь внутри тебя, мне захочется остаться чертовски надолго, намного дольше, чем на пятнадцать минут.

Глаза Кэлли остекленели, опьяненные похотью, и я задаюсь вопросом, смогу ли я заставить ее кончить вот так одними словами и обещаниями.

— Я хочу быть над тобой, под тобой, позади тебя… Хочу, чтобы ты была слабой, истощенной от оргазмов, охрипшей от крика моего имени. Мне понадобятся часы, детка, чертовы дни.

Ее бедра приподнимаются, трутся об меня, заставляя нас снова разгорячиться.

— Да… Боже, Гарретт, я тоже этого хочу.

— Кэлли! — снова кричит миссис Карпентер. — Ты меня слышала?

Я сдаюсь. И снова падаю на кровать.

— Да! — кричит Кэлли в стену. — Да, я иду.

А потом она стонет, улыбаясь и глядя на меня сверху вниз.

— За исключением того, что я не кончила (игра слов, coming имеет два значения идти и кончать).

Я смеюсь, хотя мне и больно. И мой член начинает думать о новых, изобретательных способах убить меня за то, что я так с ним играю.

Кэлли делает глубокий, успокаивающий вдох. Затем она отстраняется от меня, становясь рядом со своей блестящей новой кроватью.

— Ты хочешь остаться на ужин?

— Нет, спасибо, — я опускаю взгляд на массивную выпуклость, натягивающую мои штаны. — Я собираюсь просто отправиться домой и подрочить разок. Или, может быть пять.

Она наклоняется, ее волосы падают вокруг нас, когда она целует меня в губы.

— Аналогично.

В понедельник я начинаю уроки с показа фильма "Магазинчик ужасов" 80-х годов своим классам, — как будто одного подкупа было недостаточно — и теперь кажется, что я им нравлюсь больше. Думаю, что день видео в классе никогда не устареет.

Затем мы начинаем прослушивания. Я вывожу их всех на большую сцену в зрительном зале, потому что на сцене, с прожектором на твоем лице и бесконечными рядами сидений, смотрящих на тебя… весь мир выглядит по-другому.

Я сижу за столиком, сразу за оркестровой ямой, рядом со мной Майкл, а другие студенты собираются сзади, тихо разговаривают и смотрят в свои телефоны. Я вызываю их одного за другим — каждого студента, который записался на место в команде. Джеймс Таунден, выпускник, планирующий поступить в Джульярд в следующем году, освобождается от занятий, чтобы сопровождать прослушивания на фортепиано. Как только они окажутся на сцене, я заставлю их спеть "С днем рождения". Это быстро, все ее знают, и это дает мне отличное представление об их вокальном диапазоне.