Шрифт:
На шестой день болезни, как всегда, в обеденный перерыв к Сарии зашла опечаленная Фируза.
– Плохи наши дела, тетя Сария!
– сказала она.
– С завтрашнего дня хозяин закрывает фабрику. Большой, говорит, налог назначили, не может уплатить. Да и с русскими, говорит, война будет... Всем нам дает расчет.
Охваченная тревогой, Сария поднялась на локте,
– А о Гюльназ ничего не узнала?
Фируза с жалостью поглядела на ее седую голову.
– Завтра должен зайти один человек. Он обещал найти эту женщину.
На другой день кто-то постучался к Сарии. Женщина быстро приподняла голову и отозвалась, думая, что это Фируза. Но в землянку заглянул незнакомый человек.
– Тебе надо уходить отсюда, старуха, - сказал незнакомец.
– Сдаю двор другому. Так что сегодня переночуй, а с утра поищи себе другое место.
Вечером пришли Фируза и Фатьма.
– Давай попрощаемся, тетя Сария, - сказала Фируза, опускаясь на пол возле нее, - Кто знает, увидимся ли еще. Может быть, я уйду в Решт, к дяде.
Девушки обняли и расцеловали Сарию. Старушка молча стала гладить каштановые косы Фирузы. Фатьма вытерла влажные глаза.
– Тетя Сария!
– прервала она молчание и указала на дверь, где стоял пришедший с ними подросток, лет пятнадцати.
– Этот мальчик поведет тебя к Саадат-ханум. Он говорит, что знает ее. Только ее настоящее имя Гамарбану... Авось найдешь у нее свою Гюльназ.
При имени Гюльназ старая женщина точно ожила. Она встала, поправила на себе халат, повязала голову и с помощью Фирузы и Фатьмы, пошатываясь вышла на улицу. Там ее ожидал фаэтон, нанятый заботливой Фирузой. Сария даже не заметила, как она распрощалась со своими благодетельницами.
Фаэтон катился по улицам, стук копыт отдавался в ушах старой женщины, занятой одной мыслью о Гюльназ: наконец она найдет свою дочь и начнется для нее новая жизнь.
Фаэтон остановился. Мальчик помог ей сойти и, отпустив извозчика, указал на ворота:
– Вот, бабушка, дом Гамарбану-ханум.
Он постучал железным молоточком, который висел на воротах. Охваченная дрожью, Сария едва стояла на ногах. Когда калитка открылась, она поцеловала мальчика в голову и перешагнула через порог.
Гамарбану была на дворе и крикнула открывшему калитку слуге:
– Кто там?
Не дождавшись ответа, хозяйка сама подошла к воротам и подняла ручной фонарь. Она оглядела бледное, как у мертвеца, лицо с глубоко впавшими глазами, но не могла узнать старуху. Приняв ее за нищенку, она крикнула сердито:
– Что тебе надо?
– Это я, госпожа!
– еле проговорила Сария дрожащим голосом.
– Неужели не узнала? Мать Гюльназ.
– Ты еще жива, женщина? Ну-ка иди сюда, посмотрим.
Подойдя с Сарией к освещенной веранде, она сказала брезгливо:
– Что же, ты стала совсем нищенкой! И лицо у тебя, как у покойника.
Сария продолжала молчать. Словно почувствовав в этом молчании какую-то страшную угрозу, Гамарбану повернулась к подвалу:
– Эй, Гюльназ! Выйди-ка посмотри, кто тут пришел!
– сказала она притворно равнодушным тоном и поднялась наверх.
Ответа из подвала не последовало. После тяжелого трудового дня Гюльназ только что спустилась к себе. Сегодня она стирала белье, выбивала ковры, подметала двор, мыла посуду, убирала комнаты и теперь чувствовала себя физически разбитой и морально подавленной.
Ее ненависть к Гамарбану, казалось, дошла до предела, и что-то грозное вскипало у нее в груди. Даже голос этой женщины вызывал в Гюльназ раздражение, и какая-то неведомая сила шептала ей настойчиво и повелительно: "Убей! Убей и избавься!" В эти минуты Гюльназ готова была швырнуть в Гамарбану всем, что подвернется под руку.
Это состояние особенно усилилось у девушки после встречи с Хавер. Слепая ненависть к Гамарбану точно осветилась лучом какой-то еще не осознанной мысли. Она часто вспоминала слова Хавер: "К черту Гамарбану! И без нее проживешь!"
В первые дни после этого разговора с Хавер Гюльназ, часто задумываясь над ее словами, спрашивала себя: "Проживу ли?" Но эти сомнения привели ее в конце концов к твердому решению: "Если захочу - проживу!"
Эта уверенность словно в новом свете представила ей весь окружающий мир и пробудила в ней силу восстать не только против Гамарбану, но даже против самой судьбы. И тут ей вспомнились некогда услышанные ею от Фридуна слова, смысл которых до сих пор был ей неясен: "Одна из причин нашего несчастья в том, что мы духовно слабы, что легко покоряемся. Для достижения своих целей человек должен биться, должен драться бесстрашно, как лев".